Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Компьютер наконец пришёл в себя, и Элизабет получила справку о собеседнике. Им оказался вице-президент компании «Шугуан», заместитель руководителя международного космического проекта «Поход», сорок два года, НБп прошёл по специальной и засекреченной программе, имя — Нам Ен, отец — Нам Туен.

— …Превратились в бледных карликов, сжались, стали чёрными дырами. От всех этих манящих уголков безбрежных просторов Вселенной нас отделяют тысячи, десятки и сотни тысяч световых лет. А между нами и ними — космический вакуум, радиация, гравитационные аномалии, искажения времени и пространства.

Он помолчал. У него было красивое лицо и длинные, зачёсанные назад чёрные волосы. Ни грамма Европы в его лице — чистый Китай, сухой от засух Великой реки, суровый, привыкший к терпению и послушанию конфуцианский Китай, широко улыбающийся, скрывающий недоверие и презрение; преисполненный самодостаточности великий древний Китай. Коммуникатор отозвался и сообщил, что на самом деле у Нам Ена и Нам Туена корейские корни.

— Если Вселенная и правда предназначена для человека, — говорил он, — то у кого-то очень странное представление о том, что нужно человеку.

— А какое представление у вас? — спросила Элизабет.

— Я думаю, — признался он, — это будет большая удача, если мы выживем и расселимся хотя бы на планетах нашей системы.

— Думаете, у нас не получится?

— Думаете, Болезнь возможно излечить?

— Я пристрастна, Нам Ен, — сказала она. — Да, Болезнь можно излечить.

— Мой вопрос тоже имеет пристрастие, Элизабет, — отозвался он. — Меньше чем через пять месяцев я покину планету Земля.

— Вы прошли НБп для этой цели? — Элизабет уже успела прочитать справку по сотрудничеству «Шугуана» и Стивена Голда, которую ей предоставил коммуникатор.

— Я, остальные четырнадцать членов экипажа и пятнадцать наших дублёров, — сообщил он. — Нас приглашал к себе сам господин Голд.

— Каким он вам показался?

— Очень честолюбив и строит из себя затворника, — сказал Нам Ен. — Я был у него дома на Тайване. Дворец в старом китайском стиле… С драконами. Таких драконов, Элизабет, не найти и в Запретном дворце. Вы уже смотрите фотографии этого дома или только собираетесь?

— Простите, — сказала Элизабет. — Если вас это раздражает, я выключу линзу.

— Голд произвёл на меня странное впечатление. Один из самых богатых людей мира, гениальный изобретатель, вежливый в обращении… Живёт между своими особняками на трёх континентах, не даёт комментариев, не выходит за стены своих лабораторий. С его честолюбием он должен был бы стоять здесь, рядом с нами, и наслаждаться восторженными взглядами людей…

— …которых он сам сотворил, — закончила за него Элизабет. — Я даже не хочу говорить, сколько раз я пыталась встретиться с ним. Видимо, космос привлекает его гораздо больше, чем поиск лекарства от Болезни.

— Его упрямство вынудило вас пройти процедуру НБп, — сказал Нам Ен. — Это ведь правда, что пишут о вас?

— Это не единственная причина, — ответила она, — но отчасти да. Как будто не прошедший НБп человек не может высказать идею, способную заинтересовать «новых людей».

— Вы считаете, это не так?

— Человечество разделено, — ответила Элизабет. — Но граница проходит не по двум часам в кресле-капсуле.

— С точки зрения человека, который всю жизнь работает над осуществлением первой в истории пилотируемой экспедиции на спутник Юпитера, могу с вами согласиться.

— НБп не было для вас вопросом выбора?

— Нет, — покачал головой Нам Ен. — Я прошёл процедуру потому, что она существенно повысит мои шансы ещё раз посмотреть на это небо, услышать запах человеческого тела и ощутить этот прохладный ветер. Вернуться. Я принял это как должное. Быть лучше остальных, соображать быстрее, думать шире, впитывать опыт, развиваться — то, что даёт нам процедура a priori… Но НБп — это только инструмент. Я не пытался стать кем-то другим. Я всю жизнь хотел полететь к Европе.

— И когда вы отправляетесь?

— Двадцать второго апреля две тысячи сорок восьмого года космический корабль «Зевс-Четыре» стартует с космодрома Вэньчан.

— Вы назвали точную дату.

Нам Ен рассмеялся.

— Я правда считаю, — улыбнулась в ответ Элизабет, — что прошедший НБп человек всё ещё может быть суеверен. На этом форуме я встретила много людей глупых — так почему бы не найтись суеверным?

— Нет, я не суеверен, — ответил Нам Ен. — Но вы говорите правильно. Я боюсь. Но страх и желание всегда балансируют. Когда желание побеждает страх, мы побеждаем.

— Если нас не съедают голодные волки.

— Для этого, полагаю, Стивен Голд и разработал НБп.

— Значит, вы улетаете надолго?

— Минимум десять лет.

— А максимум?

— Космос — это бушующий океан, куда мы выходим на половинке ореховой скорлупки, — усмехнулся Нам Ен. — Надеюсь, вы не включали микрофон?

— На моем компьютере барахлят мысленные команды.

— Если «Зевс-Четыре» будет себя вести так же, то мой максимум закончится очень быстро.

— У вас спокойный голос, — сказала Элизабет. — Вы говорите об этом очень спокойно. Это НБп или вы сами?

— А вы видите разницу?

— Она не всегда заметна, но она есть.

— И поэтому вы носите с собой таблетки? — поинтересовался Нам Ен и в ответ на её взгляд добавил:

— Слухи, не более. Но вы сами поддерживаете этот имидж.

— Это правда, — подтвердила она.

— Давно?

— С тех пор, как прошла НБп. Вы боитесь космической радиации. Я боюсь других вещей.

— Я не хочу навязывать вам свою компанию, — сказал он, — но, если позволите, хотел бы знать, каких вещей боится великая Элизабет Арлетт.

— Великая? — рассмеялась она.

— Вас так называют, — кивнул он. — Женщина, которой под силу совершить невозможное и которая всегда носит с собой таблетки, способные убить в течение минуты после приёма — просто потому, что она хочет полностью контролировать свою жизнь.

— Ох, Нам Ен, — она покосилась на него — он был чуть выше, и она только что это заметила. В его скрытом и в то же время простом лице Элизабет увидела лицо его отца. Чуть увеличить глаза, добавить морщин, округлить… и это будет Нам Туен, герой Объединённой Кореи, автор миграционной программы, благодаря которой ободранную, разбитую, загнанную в угол, лишённую документов и денег Элизабет встретили в Пхеньяне, как дома… — Если бы знали, какой была моя жизнь.

— Поверьте, — вдруг сказал он, — я это знаю.

Они лежали на песке, укрытые ласковым закатом, и губы Нам Ена казались Элизабет слаще, чем вишенка с коктейля, чей вкус ещё оставался на языке и обволакивал горло. Приторный, лимонный, он не желал уходить, и язык, ощупав верхнюю губу Нам Ена и встретясь с его языком, ещё помнил вязковатый, кисло-сладкий, чуть горький от алкоголя напиток, по цвету похожий на оранжевые высокие облака и закатное солнце. Его лучи осветили борозды в тёплом песке, ручейки которого потекли по оголённым ногам Элизабет, просы́пались на её плечи с пальцев Нам Ена.