Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

— Я знаю все эти истории про его дворцы, его миллиарды, его любовников и любовниц…

— И даже про любовников?

— Но это враньё. Тот, кто придумал НБп, не будет играть в отшельника просто так.

Иоанн молчал.

— Я хочу знать, почему он это делает, — сказала Элизабет. — Вы знаете?

— Не хочу вас разочаровывать, но в последнее время мы с ним почти не общались.

— И всё-таки вы знаете.

— Нет.

— Вы лукавите, Иоанн. — Она помолчала. — Стивен Голд изобрёл НБп, но сам до сих пор не прошёл процедуру, я права?

— Насколько я знаю…

— А вы, кстати? Не думали о процедуре? Или боитесь Болезни?

— Дорогая, — сказал Иоанн, — вы же не запишете наш разговор и не выложите в Сеть с провокационным…

— …заголовком вроде «Писатель Касидроу хочет пройти процедуру, но ему запрещает жена»? — подхватила Элизабет и рассмеялась. — Боже мой, нет.

— За такой заголовок мне бы влетело от жены.

— Будь я вашей женой, я бы предпочла пройти НБп с вами вместе.

— Вы не оставляете места тем, кто не желает изменять свою личность?

— Иоанн, мне двадцать восемь лет, и два года назад мой муж умер от Болезни. Я не знаю имени своего отца, а мою мать депортировали из Дели в Пакистан, и по дороге она умерла от заражения крови. Я считаю, что НБп — это будущее, и я имею право так говорить. Для большинства «новых людей» это развлечение, но для меня — новый образ жизни. Когда мы излечим Болезнь, человечество станет совершенным.

— Вы в это верите?

— Я это знаю, — сказала Элизабет. — И я знаю, что вы в меру сил приближаете это будущее. Так что я возвращаюсь к вопросу, почему бы вам самому не пройти процедуру, Иоанн.

Иоанн промолчал, но тут увидел, что из-за спины Элизабет показывается подмигивающая ему Клэр Дэвос, жена кандидата в президенты США Уильяма Дэвоса. На его победу осенью возлагал надежды как Иоанн, так и всё мировое сообщество: Дэвос обещал в случае избрания признать Азиатский союз, а это стало бы большим шагом вперёд в налаживании сотрудничества между всеми народами Земли и очередной победой Иоанна в его плане переустройства мира.

— Прошу прощения, дорогая леди, — вторглась Клэр Дэвос, располневшая, но всё так же обворожительно наглая, — но я знала этого джентльмена, когда вы ещё не родились, так что украду его на пару минут и не потерплю возражений.

Элизабет тактично засмеялась и кивнула, отходя в сторону столов с напитками, где люди толпились вокруг дочери Нам Туена, высокой и похожей на брата Нам Лин.

— Что за милое создание, — пропела Клэр. — Иоанн, ты же прилетишь на инаугурацию, не так ли? Я прогоню тебя, если опять будешь без супруги, старый козёл!

— А ты, я смотрю, не из породы сомневающихся?

— У нас фора в двадцать процентов, — рассмеялась Клэр. — Я не представляю, что нужно сделать, чтобы её потерять.

— Тебя пригласил «Шугуан»?

— Меня пригласил мой муж.

— Важное поручение.

— Нет, всего лишь хочу отдать должное пионерам Вселенной.

— Насчёт Конго?

— Да. Поговорить вот с ним, — Клэр кивнула в сторону экранов на противоположной стороне зала, где в прямом эфире транслировался путь кортежа Нам Туена в Вэньчан. — И тебе придётся помочь даме до него добраться, если кто-то будет возражать.

— Официально тебя здесь нет?

— Милый мой! — Клэр всплеснула пухлыми руками, заставляющими задуматься о том, не липовое ли олимпийское золото висит у неё дома. — Официально я где-то в Айове, агитирую среди кукурузников!

— Голос одного кукурузника вы получили, — поклонился Иоанн. — Научите меня сажать кукурузу, и я к вашим услугам.

— Какой шутник, — ответила Клэр. — Пойдёмте, полюбуемся на этого Моисея.

— Прошу, — сказал Иоанн, предлагая ей свою руку. Они отвернулись от поля, где на солнце блестел «Зевс-Четыре», и пошли к экранам. Кортеж Нам Туена въехал в какой-то городок и замедлил скорость. Вдоль дороги стояли заграждения и военные, на каждом перекрёстке дежурила тяжёлая техника, а в небе плыл вертолёт. Иногда в кадр попадали беспилотники прессы.

У заграждений скопилась толпа. Они высоко держали транспаранты с надписями вроде: «Спасибо!», «Слава Союзу!», «Мир!», «Нам Туен, наш герой!» и, — судя по раскрытым ртам, заметным на крупном плане, что-то скандировали. Нам Туен сидел в машине номер три, за бронебойным затемнённым стеклом (Тао Гофэн заставил поднять его) и с каменным, ничего не выражавшем лицом пристально вглядывался в толпу. Его глаза остекленели; даже сквозь толстые стёкла он слышал, как толпа ревела, чувствовал жар и вибрации. Вибрации восторга, жар воодушевления. Люди выкрикивали его имя. Люди КРИЧАЛИ его имя.

— НАМ ТУЕН! НАМ ТУЕН! — Он слышал, он слышал их, но ему слышались другие слова, другие имена, и вместо «НАМ ТУЕН!» он слышал:

— КИМ ЧЕН ИР! КИМ ЧЕН ЫН! КИМ ДЖЭН ГАК!

Он слышал и другие имена, другие восторженные крики, лозунги, всплывающие из глубин подсознания.

— МАО ЦЗЭДУН!

— ДЭН СЯОПИН!

— СЛАВА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ!

— СЛАВА КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ!

— БУНТ ОПРАВДАН!

— СЛУЖИ НАРОДУ!

— СЛАВА КИТАЮ!

— СЛАВА КОРЕЕ!

— ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!

— СТРАНА ИДЁТ К ВЕЛИКОЙ СЛАВЕ, В ГРУДИ У НАС ЖИВЁТ ДУХ ПРАВДЫ!

Он слышал «Эгукку»; он слышал коммунистический гимн, громогласный, стройный оглушительный рёв, всегда перебивавший вопли несчастных, замученных, убитых, изнасилованных, униженных, тех, у кого рты забиты землёй, тех, кто на дне моря, чьих криков не слышно, а торжественные слова на парадах затмевают людскую боль и обрекают сотни миллионов на ежедневную ложь, на смерть, на бесчестие, на вечный позор.

«Тот же детский восторг, те же вибрации, тот же жар — лишь другие слова, и теперь они кричат моё имя, — с ужасом думал Нам Туен, — неужели всё зря, неужели это те же интонации, неужели это я, я, борец, воин, мученик, тот, кто всю жизнь сражался с НИМИ, теперь один из НИХ?! Но мне неприятны эти крики, я не хочу их слышать, я не радуюсь, я не упиваюсь властью, я другой, я никогда не шёл против себя, я всё сделал правильно… Но они кричат так же, как кричали тем монстрам в лимузинах под красными знамёнами, они держат мои портреты так же, как держали их портреты, я не убийца, так почему же мне стыдно, почему я не могу вынести их восторга, их рабской тупой преданности, их слепой любви…»

— Останови машину, — сказал Нам Туен.

Тао Гофэн сделал вид, что не расслышал.

— Тао, останови машину, — громче повторил Нам Туен.

— Да? — Тао повернулся к нему. — Что ты хочешь?

— Останови машину немедленно, пожалуйста. — У Нам Туена задрожали и вспотели руки, вспотела спина. — Немедленно, я сказал, Тао, сейчас же останови машину.

Тао одарил его долгим взглядом, но потом неуверенно потянулся к коммуникатору на ухе и отдал команду. Кортеж послушно замер.