Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Каллум замолчал.

— Так как это было?

— О чём ты?

— Когда ты погиб, — сказал Каллум. — Ты же был мёртв какое-то время, твой мозг умер, это точно… Ты видел белый свет? Туннель? Что-нибудь? Ты что-нибудь видел?

Алессандро покачал головой.

— Ничего?

— Боль, — пожал Алессандро плечами, — в глазах потемнело, всё пропало… Потом я проснулся.

«Спустя тридцать лет, — добавил он про себя, — тридцать долгих-долгих лет».

— Совсем ничего?

— Может быть, я не помню, но да. Ничего.

— Ясно, — сказал Каллум.

— Как ты живёшь? — спросил Алессандро. — Что с тобой-то случилось?

— Да так. Как видишь, всё нормально… Что ещё сказать мертвецу, который встал из могилы? — вдруг истерично хохотнул Каллум. — Прости. Прости, пожалуйста.

— Когда ты уволился?

— Как все ушли. — Каллум задумался. — Я не помню… После Громилы уже. Я в отряде остался последний из «ветеранов».

Он посмотрел на наручные часы.

— Уже два тридцать, — вскрикнул он, поднимаясь с дивана. — Не хочешь прогуляться? Или ты устал с дороги?

— Давай, — согласился Алессандро, вставая следом, — пошли.

— Я обычно иду в это время в клуб, — сообщил Каллум, доставая тёмно-синюю куртку. — Один клуб на Юнион-стрит, там поют, и там собираются мои приятели… Там можем пообедать или выпить чего-нибудь, кроме чая, конечно, потому что тут у меня ничего нет…

— Пошли, — сказал Алессандро. — Хочу посмотреть город.

— Тут не на что смотреть, — покачал головой Каллум. — Ты улетаешь вечером?

— Я ещё не заказал обратный билет.

— Как же…

— В будни самолёты летают полупустые. Я скажу в гостинице, и мне купят билет… хоть на сегодняшний вечер.

— Это выйдет очень дорого, — заметил Каллум. Они вышли из дома, и Каллум, погасив свет выключателем у двери, захлопнул её и закрыл, провернув ключ в замке три раза. — Откуда у тебя деньги?

— Накопились, — улыбнулся Алессандро. — Набежали, пока валялся.

— Кома полезна для финансов, — пробормотал Каллум, и они пошли вниз по улице. — Смотри, какая церковь!

Алессандро кивнул. Обычная каменная церквушка с зачехлённым крестом на крыше. У закрытой калитки висел плакат, сообщающий о ежедневном проведении здесь экуменических служб, приглашались все «верующие христиане», вне зависимости от конфессиональной принадлежности.

— Я хожу сюда иногда, — поделился Каллум, — когда хочу побыть в тишине.

— У тебя тихий район.

— Там не бывает больше двух людей за раз, — Каллум вздохнул, — не считая священника. Можно сидеть весь день и молчать.

Они прошли церковь и повернули в сторону центра, шли по тротуару, сбоку от колеи. По ней изредка проносились с ветерком велосипедисты. Дождь прекратился, и с неба, полного туч, как из бойницы выглядывало солнце — лучи плясали в лужах и на мокром асфальте.

Алессандро спросил Каллума, чем он занимается и что делал все эти годы. Тот сперва замялся, а потом начал рассказывать и говорил всю дорогу до центра, до самой Юнион-стрит, — а шли они около часа.

В начале 30-х он дослужился до командира отряда, но для дальнейшего продвижения нужно было выбрать стезю профессионального военного, а на это он пойти не мог из-за родителей. Алессандро помнил, как в годы их службы Каллум рассказывал о семейных конфликтах из-за армии. Ему хотелось дышать полной грудью, а им хотелось любить своего сына и не бояться за него, навещать его и невестку по выходным, растить внуков, вместе летать на горнолыжные курорты и ходить в оперу, обсуждать вкус сыра и вина. Он отказался поступать в военную академию, куда ему дали рекомендацию, и вернулся в Шотландию. Его устроили в банк, и он стал «просиживать зад» в офисе.

Денег в семье более чем хватало, карьера ждала неплохая, но он всегда чувствовал себя «не на своём месте».

— Понимаешь, Сандро, — говорил Каллум, — как если ты живёшь в полусне, и каждое утро, просыпаясь, знаешь, что будет… Никакого желания вставать с кровати, потому что всё будет таким же, ничего нового… Разве что у жены на лице появятся морщины, и она попросит денег на операцию, или ей нужно сходить к врачу, потому что из-за регулярного приёма противозачаточных начались проблемы, а ребёночка теперь хочется… Разве что родители заболеют, а в новостях скажут, что в подавлении «Исламского возрождения»… знаешь, да, что это был за кошмар? тебе рассказали? — Алессандро кивал. — Это был кошмар, мусульмане ходили маршами здесь, дрались между собой, на улицах стояли полицейские в брониках… А там, где прошла моя настоящая молодость, там, где мы с тобой мочили эту мразь, доставали её из подвалов, там, в тех местах, опять воевал спецназ… Наше подразделение, такие же парни, как мы, они там воевали, их туда отправили на настоящую войну… Не на операции по зачистке, понимаешь, а на войну, как в Таиланде, но только круче… Там, в пустынях, танки прорывали оцепление, шли бои на улицах, и там были все… арабы, евреи, америкосы, наши парни, китайцы, индусы… Там всё смешалось, там боролись с «возрожденцами», и через Сеть я читал каждый день, что там происходило… Третья мировая стучалась в дверь, и она должна была случиться, потому что зло… все народы мира тогда сплотились против зла, все, кто чего-то стоил, были там, воевали за свободу, воевали за наше будущее…

Он сделал паузу, и Алессандро тоже молчал, слушая ветер. В парке, через который они шли, шумели деревья.

— А я страховал риски моих клиентов, — продолжал Каллум. — Я, блядь, наблюдал, как падают цены на нефть и как потери наших ребят отражаются на курсе доллара и акциях «Бритиш Петролеум»… Во что стоит вложить деньги, спрашивали меня, если «возрожденцы» захватят власть в Пакистане и долбанут ракетами по Иерусалиму… Во что вложить деньги, если падёт Дамаск, если нашего союзника в исламском мире — аятоллу Ширази — всё-таки грохнут, как обещали, и Иран выйдет из игры… Во что вложить деньги, если ОНИ победят, как сохранить и приумножить? Сохранить и приумножить? — Он помолчал. — Такие мерзкие хари, такие самоуверенные, самодовольные… Они совершенно не понимали, по каким правилам шла игра. Они не понимали, что если шарахнут по Иерусалиму, то ракеты полетят и к нам, и их деньги сгорят, и они станут пеплом, какие бы фьючерсы ни купили, в каком бы из офшоров ни открыли счёт…

Он замедлил шаг.

— Все, кто чего-то стоил, были там, на Ближнем Востоке, и я должен был там быть, понимаешь? Я бы отдал всё — родителей, жену, сына, деньги… всё, только бы оказаться там, плечом к плечу с парнями, с тобой, с Громилой, воевать там… Погибнуть, но погибнуть, делая дело, понимаешь, не просто так, не так, как умер мой отец, который прошёл процедуру и умер спустя пару лет от Болезни, не так, как моя мать, от рака, вовремя не проверившись… Я хотел бы умереть там, пусть не героем, но просто человеком, живым человеком, ощущая, что сердце бьётся, что кровь не застыла. Ты был бы там, ты был бы там в первых рядах, и я должен был быть там, мы все должны были драться там, косить эту нечисть… Ты ведь отправился бы туда, несмотря ни на что, Сандро. Ты бы полетел туда, и если бы у тебя закончились ракеты, ты бы кинулся под танк с гранатой и взорвал бы его, и мы бы дали бой этим ублюдкам…