Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Алессандро хотел сказать, что бой этим ублюдкам дали и без них. Что войну выиграли, что «Возрождение» уничтожили, добро победило и стоит радоваться, что такие люди, как Касидроу и Нам Туен, сумели переломить ситуацию, и зло в очередной раз потерпело крах… Стоило выпить за победу и смеяться, но, глядя в опустошённые глаза Каллума, Алессандро не мог этого произнести. Он слушал, а Каллум продолжал рассказывать, как после кризиса «Возрождения» в нём что-то надорвалось, и он стал работать всё хуже и хуже… Потом умерли родители, начались скандалы с женой, начальник поставил вопрос ребром…

— Типичная история, — заключил Каллум, — жена забрала сына и послала уведомление о разводе по электронке… Сразу после того, как на тот же почтовый ящик пришло извещение о моём увольнении.

— Ты не пробовал записаться в армию? — спросил Алессандро. — Обратно?

— Неоднократно. Но кому я там нужен? Сорок лет, физподготовка не та, да и знаешь, как долго теперь нужно учиться, чтобы овладеть снаряжением? Это не наш старый добрый визор, теперь там каждый носит персонального робота и суперкомпьютер у виска…

Он замолчал; они уже шли по Юнион-стрит, узкой улице в центре Глазго, с обеих сторон стиснутой шестиэтажными зданиями с красивыми старинными фасадами и ядовитой рекламой. Двухэтажные автобусы стояли в автомобильном заторе, пешеходов было немного, из дверей пабов звучала самая разная музыка.

Каллум указал на одну из таких дверей — над ней висела мигающая табличка с языками пламени и надписью «Бёрнс: частный клуб». Они вошли внутрь и спустились по лестнице. Внизу было просторное, задымленное и тёмное помещение с множеством пустующих столиков и стульев из тёмного дерева и помостом сцены в углу — уборщица орудовала там шваброй. За барной стойкой стоял человек в майке «JE SUIS MUHAMMAD» и окольцовывавшей заявление арабской вязью.

— Привет, Калли, — кивнул он, протирая стаканы. — Кто с тобой?

— Алессандро Вита, — представился Алессандро, и Каллум добавил:

— Мой боевой товарищ.

— Хорошо сохранился!

Алессандро промолчал, и бармен рассмеялся.

— Да знаю я, не напрягайся. Велкам бэк! Что вам принести?

Каллум заказал выпить, и они прошли к столику у дальней стены. Бармен пришёл следом, протёр стол влажной тряпкой, поставил две кружки пива. Алессандро отхлебнул, но Каллум сказал:

— Погоди, сейчас он принесёт виски.

— Я не буду, — сказал Алессандро. — Я быстро опьянею.

— Я дам тебе таблетку, — сказал Каллум, — и через пять минут будешь как стёклышко. Или могу дать другую, будешь пить и не пьянеть.

— Какой тогда смысл? — улыбнулся Алессандро.

— Не знаю, — сказал Каллум. — Сам не понимаю, но они стоят дёшево, поэтому я покупаю.

— И принимаешь?

— Да. Иногда да. — Он помолчал. — Обычно, когда я пью, я хочу напиться, но когда крышу уже сносит… Становится стыдно, и я глотаю эти штуки, и всё проходит. И опять стыдно, что я не выдержал… Этот мир даже напиться не даёт по-человечески.

Внезапно из-за стены раздался какой-то протяжный грохочущий шум.

— За стеной Центральный вокзал, — объяснил Каллум, доставая из кармана пачку настоящих сигарет и зажигалку. — Будешь?

— Нет, спасибо.

— Вообще-то это запрещено, — он зажёг сигарету и затянулся, — но тут мы смотрим на это сквозь пальцы.

— Что это за место? — спросил Алессандро. — Ты тут частый гость?

— Да, — кивнул тот, — старомодный бар. По вечерам тут играют и поют… Всякая старая музыка.

— Ты тоже играешь? — Алессандро вспомнил о музыкальных инструментах в доме Каллума.

— Очень редко.

Бармен принёс виски.

— Хочешь послушать выступления? — спросил Каллум. — Пит, поставишь нам какую-нибудь запись?

— С удовольствием. Сандро, что предпочитаете?

— На ваш вкус.

— Кантри?

— Предупреждаю, — Каллум выпустил дым, — это очень старая музыка.

— Динозавры ещё слушали, — хохотнул бармен. Его грудь смешно выпячивалась, когда он хохотал своим густым басом. — Но нигде больше такой не услышишь, так и знай.

— По рукам, — согласился Алессандро.

— Минуту, ребят, — бармен удалился.

— Только не очень громко! — помахал ему Каллум. — Сейчас тут никого нет, но они ещё не открылись даже… По вечерам бывает многолюдно. Собираются любители старья и мои знакомые… Ветераны, как мы, порой встречаются.

— Так ты живёшь на пособие? — спросил Алессандро. — Нигде не работаешь?

— Пытался устроиться, — без энтузиазма рассказывал Каллум, — но не вышло. Но я не жалуюсь. Мне платят повышенное пособие как ветерану, ещё лет десять, и я буду пенсионер.

— С семьёй общаешься?

Каллум скривился. Динамики, закреплённые на низком потолке, прокашлялись, и раздались весёлые гитарные аккорды.

— Нет, — сказал Каллум. — Кажется, это запись с прошлой недели… Поёт мой приятель, из библиотеки Митчелла… спец по городским архивам, историк. Послушай, у него хороший голос.

Well, you wonder why I always dress in black,

Why you never see bright colors on my back,

And why does my appearance seem to have a somber tone.

Well, there’s a reason for the things that I have on.

— Джонни Кэш, помнишь такого?

— Смутно, — признался Алессандро. У поющего был низкий, но ясный голос; он пел отстранённо, не интонируя.

I wear the black for the poor and the beaten down,

Livin’ in the hopeless, hungry side of town,

I wear it for the prisoner who has long paid for his crime,

But is there because he’s a victim of the times.

I wear the black for those who never read,

Or listened to the words that Jesus said,

About the road to happiness through love and charity,

Why, you’d think He’s talking straight to you and me.

Well, we’re doin’ mighty fine, I do suppose,

In our streak of lightnin’ cars and fancy clothes,

But just so we’re reminded of the ones who are held back,

Up front there ought ‘a be a Man In Black.

I wear it for the sick and lonely old,

For the reckless ones whose bad trip left them cold,

I wear the black in mournin’ for the lives that could have been,

Each week we lose a hundred fine young men.

And, I wear it for the thousands who have died,

Believin’ that the Lord was on their side,

I wear it for another hundred thousand who have died,

Believin’ that we all were on their side.

Well, there’s things that never will be right I know,

And things need changin’ everywhere you go,

But ‘til we start to make a move to make a few things right,

You’ll never see me wear a suit of white.

Ah, I’d love to wear a rainbow every day,

And tell the world that everything’s okay,

But I’ll try to carry off a little darkness on my back,

‘Till things are brighter, I’m the Man In Black.

— Неплохо, — сказал Алессандро.

— Он всегда ходил в чёрном, я имею в виду, Кэш, певец. У него потрясающие тексты.

— Ты сам поёшь?

— Нет, только играю. — Он поднял стакан с виски, и они чокнулись. — За наших ребят?

— Да, — поддержал Алессандро.

— Раньше я пил за тебя, — сказал Каллум, запив пивом виски. — За боевого товарища, командира, который погиб, освобождая Таиланд. Эта история произвела на меня сильное впечатление.

Алессандро сразу ощутил обжигающий вкус и попросил у Каллума таблетку, чтобы приглушить эффект и не опьянеть с непривычки очень быстро. Тот дал ему сразу две, и Алессандро разом проглотил их.

Пит принёс им чипсы и салат. Каллум спросил, как Алессандро оклемался, и Алессандро стал рассказывать про пересадку конечностей, операции на уцелевших частях тела и про НБп.