Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Мама сказала, это ненадолго, но когда самолёт приземлился, Нам Ен почувствовал, что она соврала. Это было связано с отцом, она не рассказала ни ему, ни сестре, но мальчику показалось, что она счастлива. На её лице были слёзы радости, когда они ехали в Миюнь, и человек, сидевший за рулём, отвечал на вопросы мамы:

— Да, он сейчас летит сюда. Нет, я не знаю, когда вы сможете его увидеть, но он всё знает. Всё будет хорошо, не волнуйтесь. Это ради вашей безопасности.

Нам Ен услышал это слово, которое теперь будет сопровождать его везде: «безопасность». В Сан-Франциско никто не заботился о его безопасности, он был одним из многих, чуть-чуть другой внешне и не имевший отца эмигрант из Китая, но никто не придавал этому значения. Здесь, в Китае, на его родине, он сразу ощутил себя кем-то значимым. Значимым из-за отца, которого он еле помнил, первый раз за десять лет увидел вживую в гостиной их дома и которому не сказал ни слова. Нам Туен тогда не решился поцеловать сына, только вежливо пожал ему руку и представился, будто думал, что дети забыли, кто он такой.

Жизнь Нам Ена перевернулась — они остались в Пекине, но все его друзья были на расстоянии мобильного телефона и на каникулы иногда приезжали увидеться с ним. Китайская школа была строже американской, но и отношение к ученикам было другое, и ему тут нравилось. Очень скоро Нам Ен почувствовал себя дома, и лицо отца стало для него родным, настоящим, осязаемым. Лицом, до которого можно дотронуться. Лицом человека, который его любит.

Он не мог и предположить, что когда-нибудь будет скучать по отцу и с нетерпением ждать встречи с ним, но на исходе зимы 2025 года он ехал домой из Пекинского Университета, где учился последние два года, и не думал ни об экзаменах, ни о проекте, посвящённом его любимой «космической» теме (он даже прикидывал, не продолжить ли обучение в Институте астрономии и астрофизики имени Кавли); он думал о том, как вечером встретится с отцом.

Тот, конечно, не расскажет ничего о своей работе, его взгляд будет направлен внутрь, и он будет немного рассеян; но всё равно, думал Нам Ен, я обязательно спрошу ему о том, что нам говорили на лекции по политологии о сложившейся на Корейском полуострове ситуации. Некоторые верили, что там вот-вот начнётся война, но Нам Ен так не думал. В частности потому, что знал: этим занимается его отец, и председатель КПК КНР Фань ему полностью доверяет.

Той же уверенностью хотел бы обладать и сам Нам Туен, сидя в самолёте, скользившем поверх облаков над Западно-Корейским заливом. Обстоятельства, о которых в эту же минуту размышлял его сын по дороге домой, требовали его постоянно присутствия в Пхеньяне, но, воспользовавшись хитрой дипломатической формулой «вызван для особых консультаций», Нам Туен смог улизнуть на день в Пекин. На день, который, как он рассчитывал, решит очень многое.

— Есть новости, — сказал ему Тао Гофэн, садясь в кресло напротив. На том же самом месте он сидел, когда сообщил о возвращении в Пекин его семьи, подумал Нам Туен.

— Да? — отозвался он.

— Генерал Ким ответил на ультиматум Сеула.

— Что он сказал?

— Сказал, на карту поставлена независимость его родины.

— Понятно. — Нам Туен помассировал глаза. Последние двое суток он почти не спал. — Что ответил министр?

— Министр будет готов принять вас сегодня в десять тридцать вечера.

— Спасибо, Тао, — ответил Нам Туен. — Мы можем сделать так, чтобы…

— Да?

Нам Туен наклонился к нему.

— Можем поехать на твоей машине и без охраны?

— Мы всё равно встречаемся в здании министерства, — пожал плечами Тао Гофэн. — Фань Куань узнает об этой встрече в любом случае.

— Ничего нельзя сделать?

— Можно, — ответил Тао Гофэн. — Но об этом следует договориться с министром.

— Я попробую, — сказал Нам Туен.

— Вы приняли лекарство? — спросил Тао.

— Да, конечно. — Нам Туен помолчал. — Это входит в перечень твоих обязанностей? Следить, чтобы я не забывал глотать эти таблетки?

— Да, к сожалению, входит.

— Скажи, когда вы договаривались об этой встрече, вы говорили по защищённому каналу?

— Да, — ответил Тао. — Но это не важно. Если министр решит сохранить это в тайне от председателя, тот о ней не узнает. Не беспокойтесь, господин Нам.

— Я не могу, — ответил Нам Туен.

— Отдохните, — сказал Тао. — Вечером вам предстоит важный разговор.

Нам Туен закрыл глаза и попытался подремать те двадцать с лишним минут, что оставались до приземления. Сперва он слышал отголоски разговоров из хвоста самолёта, и бортпроводница прошла мимо него, неся на подносе что-то стеклянное и дребезжащее, затем усталость взяла верх, но вместо приятного сновидения Нам Туен услышал громкий, порой срывающийся на визг, но не истеричный, а спокойный, чуть шепелявый голос:

— От имени всего корейского народа я заявляю, что действия так называемой «Республики Южная Корея» являются вызывающими и оскорбительными! Мы не можем садиться за стол переговоров с теми, кто подло обманывает нас, и с теми, кто так самоуверенно рассчитывает на помощь Америки, вместо того чтобы нести ответственность за свои действия!

«Самоуверенно, — эхом пронеслось в голове Нам Туена. — Он говорит, “самоуверенно”!»

Два с половиной года назад, когда Нам Туену удалось добиться двустороннего соглашения между Сеулом и Пхеньяном по развитию экономических связей, расширению торговли и инвестициям в промышленный регион Кэсон, он считал это огромным успехом. Но грянул очередной мировой экономический кризис, и КНДР оказалась неспособна сдержать лавину рецессии. На Всемирный банк рассчитывать не приходилось, помощь от Китая запаздывала.

Генерал Ким не нашёл ничего умнее, чем объявить, что кризис инициирован Америкой и Европой с целью задушить начавшееся бурное возвышение Корейской Народно-Демократический Республики, отказал кредиторам в выплатах и в одностороннем порядке разорвал договор о неприкосновенности промышленного региона Кэсон, объявив фабрики, построенные на деньги южнокорейских компаний, национализированными.

Более того, несмотря на яростные протесты Нам Туена, генерал ввёл туда войска, что фактически означило введение войск в демилитаризованную зону; в воздухе запахло жареным. Сеул обратился в ООН, Совет Безопасности попытался предъявить Пхеньяну ультиматум, но Китай и Российская Федерация воспользовались правом вето.

Министр иностранных дел Ван Шэнли по телефону отчитал Нам Туена за резкость формулировок и попросил передать генералу Киму, что «Пекин остаётся союзником Пхеньяна». Видимо, Фань Куань испугался, что в ином случае генерал Ким ничего не заплатит и Китаю, и России, а деньгами председатель рисковать не любил. Конечно, это означало бы политический суицид Кима, но одновременно и смерть плана по бескровному воссоединению Кореи.