Фима Кибальчич - Пыльца в крови

Никита пнул лунную пыль, и она тоскливо повисла у высоких ботинок. Он делал это каждый раз, оказываясь здесь. А еще набирал целую горсть в руку, забавляясь тем, что эти микроскопические, остроугольные частички нельзя никакими силами стряхнуть с перчаток, и всегда тащил лунную пыль на Землю.

Никита, прыгая, двинулся в сторону базы. Легкость, невесомость движения почти полностью компенсировалась усиливающейся тяжестью в животе и липким страхом, который вновь пропитывал генерал-майора при мысли об очень скорой встрече с боевым маршалом тараканов.

Дьявол, они считают такое сравнение уничижительным. С муравьем, лучше с муравьем.

Робот сопровождения недолго петлял по пустым переходам.

Силовые кабели, генераторные стержни нигде не были замаскированы. Всюду было чисто, пусто и гулко, кое-где подмигивали оранжевым датчики, и ничто не говорило о присутствии людей. Впрочем, Никита и так знал, что эта база в основном пустовала, жила в автоматическом режиме и использовалась главным образом для оперативных и учебных целей. А учений, насколько Ларский был осведомлен, давно не проводилось.

Чертовски давно, чтобы считать это нормальным.

Вот только почему сюда высадились инсектоиды?

Робот завис у гигантской прозрачной полусферы, и как только Никита приблизился, ее нижний лепесток сдвинулся, открывая проход.

Стараясь не думать о слабости в коленях и в менее пристойных местах организма, он вошел в зал трапецевидной формы с высоким глянцевым сводом. На широкой дальней стене поблескивали обводы спящего полиэкрана, в воздухе висело кольцо широкого стола, а под ним плоские, невесомые сиденья с тонкими, словно бумажными спинками.

И никого живого на первый взгляд.

Изучив все тени в углах зала, Никита почувствовал за спиной движение, резко обернулся и сразу, не в силах сопротивляться панике, сделал несколько быстрых шагов назад.

Трехметровое чудовище тяжело шагнуло в полностью распахнувшуюся сферу входа.

– Я слушаю.

Надтреснутый металлический баритон только походил на человеческий голос. Инсектоиды предпочитали трансформировать свою речь именно в такие звуки.

– Меня зовут Никита Ларский. Генерал-майор комитета межпланетарных расследований. Я бы хотел поговорить с господином командующим.

– Я слушаю, – повторил голос в той же интонации, ровно и без малейших эмоций. Чудовище двинулось вдоль стены, по касательной к Никите.

Когти клацнули по ячеистому стальному полу. Генерал-майор не мог отвести глаз от гигантских перекачанных ястребиных лап. От колен и ниже, в самой длинной своей части, они были совершенно черные и идеально гладкие, полированные.

Почему эти твари… боже, нет, союзники не прикроют свои конечности каким-нибудь… снаряжением, что ли?

Пытаясь собрать в голове вежливые слова и промочить слюной пересохшее горло, следователь пополз взглядом вверх. К короткой тунике, закрывающей только бедра, и к голове, с огромным, совершенно гладким, словно фарфоровым, оливкового цвета лбом и короной костяного гребня, переходящего в толстые кожистые веревки нервных окончаний.

Кроме нижней части рук и ног эти чудовища были оливковыми. Их кровь была медной и даже в глубине широченных, на всю морду, многоуровневых челюстей, между уступами режущих, вибрирующих, ядовитых зубов была только зелень и чернота. Над короткой фарфоровой надкостницей с двумя ноздрями открывались большущие, на пол-лица, будто причудливые очки, черные фасеточные глаза инсектоида.

Издалека более чем трехметровое тело казалось неровно зеленым, со светлыми и темными разводами, но гладким и блестящим, как литая сталь. Подобно древнеримским латам его контуры и изгибы покрывал непробиваемый, но упругий панцирь. Он напоминал хитиновый, но таковым не был. На спине и плечах панцирь собирался в гребни и особые изогнутые отростки, позволяющие даже в падении спиной зацепиться за любою поверхность.

Изоморф, убивающий эту тварь. Это бред. Невозможно.

– Может, мы присядем? – сипло предложил Никита, страстно желая при помощи этикета остановить это угрожающее движение вдоль стены.

Инсектоид выдернул откуда-то из-под туники штуку, похожую на здоровенный шуруп, и обхватил ее с двух сторон удлиненными, с виду птичьими пальцами.

Раздался хлопок, потом скрежет, штука увеличивалась. Примерзнув к полу, Никита с тоской вспомнил широкие фальчионы древних воинов и пытался сообразить, что оскорбительного могло быть в предложении сесть.

Когда шляпка огромного, в половину Никиты, шурупа стала напоминать велосипедное сидение, таракан вогнал острый конец прямо в пол и крутанул. Штука мгновенно вгрызлась в жалобно взвывшую стальную поверхность.

Командующий роями невозмутимо перекинул страшную конечность и уселся верхом.

Под взглядом выпуклых фасетчатых глазищ Никита на дрожащих коленях добрался до хлипкой энергосидушки, развернул ее к собеседнику, но двигать ближе на стал. Сокращать дистанцию как-то совсем не хотелось, да и разговаривать тоже.

Хотелось сбежать.

Следователь прокуратуры прокашлялся.

– Болезнь? – скрипнуло чудище.

Даже вежливый вопрос сочился угрозой. Инсектоиды не умели говорить иначе.

– Нет. Просто хочу задать несколько вопросов. Как к вам можно обратиться?

– МихМих.

Человеческие варианты имен у них были невинны, как плюшевые зайчики.

МихМих я еще сумею произнести, глядя в это хайло, но вот Мурзик бы застрял камнем в горле.

– А по званию?

– МихМих.

На самом деле близкий аналог – маршал. Но иерархия в рое напрямую не перекладывалась на людскую. И от роя к рою имела определенные вариации.

– Как вы думаете, отчего погибли ваши бойцы – СимРиг и СерКин?

– Недостаточно данных, чтобы сделать определенный вывод.

Ну, конечно! Глупо было с моей стороны ожидать от этой твари лирических рассуждений.

– А какой неопределенный вывод можно сделать? – исхитрился Никита, стараясь сидеть ровно и неподвижно, как и его собеседник.

– Нечто разорвало храбрейших изнутри. Вечной им памяти роя!

При всей жесткости иерархии в трех с половиной сотнях роев инсектоидов они были донельзя сентиментальны в отношении каждой утраченной взрослой особи.

Никита, как и почти каждый землянин, побывал в Музее-реконструкции, посвященном бешеной планетке Утраз. Она была в двадцать раз тяжелее Земли и носилась с невероятной скоростью, ускоряясь от столетия к столетию, и по немыслимой траектории среди нескольких звезд.

Каждое мгновение это адское местечко порождало новых страшных чудовищ. Поэтому инсектоиды стали величайшими стратегами и тактиками выживания.

На некоторые экспозиции этого музея допускали только взрослых людей с крепкими нервами и здоровым сердцем. В Музее Никита имел великую честь лицезреть километры галерей, увешанных портретами храбрейших, достойнейших и страшнейших. Раньше ему не встречались настолько длинные и однообразные комнаты ужаса.