Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» [сборник]

– Как? Вы в своем уме? Выход сторожат автоматчики. Даже если мы выберемся из бункера, весь склон простреливается.

– Вытащи меня отсюда, – в третий раз повторил полковник, странно налегая на «с» и «щ».

И снова мир отца Павла раздвоился. Одна его часть с изумлением наблюдала, как вторая с легкостью разрывает толстый слой изоленты («Как? Это невозможно!»), отдирает полковника от стула («Я же только что едва на ногах стоял!») и волочит к двери.

От двери закричали. Полковник тоже заорал, и крик его громом отдался в голове отца Павла. Точно над ухом, казалось, прострочила автоматная очередь, и что-то мягко толкнуло отца Павла в грудь, еще и еще раз, и тонкий девичий голос провизжал: «Вы что, не видите, это же дроид! Выключите его! Да врубите же заглуш…» В висках негромко щелкнуло, и свет для отца Павла померк.

На сей раз околицу окружили вязы. Темная их листва навевала сон. Неподалеку журчала вода. Солнечные пятна пробивались сквозь зелень и плясали на сомкнутых веках отца Павла.

Священник открыл глаза. По тропке двигался крестный ход с иконой Божьей Матери. Отец Павел знал наверняка, что ход движется к проруби, потому что нынче Крещенье – а какое Крещенье без купания? То, что на реке вовсе нет льда, не казалось ему странным, ведь во сне и не такое бывает. Священник не мог лишь понять, что за чудный свет мигает над толпой, и блестит, и струится, и вырастает в огромный, с неба падающий луч. Луч достиг синевы, и высо´ты разверзлись, и отец Павел едва не закричал от радости. Так вот оно что, вот он откуда, этот небесный свет – то волшебный град Иерусалим плывет над толпой. Слезы восторга выступили у священника на глазах – и в тот же миг он осознал, что никакое это не небо, а крышка дисковода, и сверкающий луч – это луч лазера, записывающий информацию на диск.

Неподалеку от разрушенного поселка в землю врезался самолет. Врезался, но не взорвался почему-то и не сгорел, а так и остался торчать из песка, задрав к небу хвост. К этому-то хвосту и прикрутили полковника. Висел он вниз головой, руки были разведены в стороны, и отец Павел подумал, что все это напоминает кощунственную карикатуру распятия. Темная кровь прилила к лицу привязанного. Он задыхался. Когда отец Павел подошел ближе, полковник приподнял голову – наверное, зрение ему удавалось сфокусировать с трудом. Только голос его звучал по-прежнему насмешливо:

– А, кибернетический падре. Пришел посмотреть, как я отдаю концы? Или, может, исповедовать меня хочешь?

Отец Павел уселся на камень под крылом самолета. В тени крыла было прохладней, а на солнце воздух уже вовсю слоился и плыл миражами.

– Исповедь еще никому не помешала.

Полковник закашлялся. Отдышавшись, он спросил:

– Что ж ты не остался с детишками? – И, не получив ответа, продолжил: – Я их сто раз предупреждал, что эта затея с генмодификацией боком выйдет. Надо было, как раньше, сбрасывать обычных голожопых младенцев. Эти лопались, как сливы, особенно если в задницу им засунуть хороший заряд взрывчатки. Говорю тебе, падре… – Тут он попытался вывернуть шею так, чтобы взглянуть на священника, а когда ему это не удалось, рассердился: – Что это ты там расселся? Это, в конце концов, невежливо. Я с тобой разговариваю.

Священник усмехнулся:

– Опасаюсь, что вы опять начнете ловить меня на код.

– Очень смешно. – Полковник сердито заперхал. – Гаденыши отобрали у меня карточку. Без нее я хоть дуэтом петь могу – тебе ничего не сделается.

Отец Павел повертел в руках войскарту. Интересно, куда полковник ее запрятал, да так основательно, что обнаружили ее только после третьего обыска? На одной стороне карточки была довольно грубая голографическая модель цепочки ДНК, на другой – фотография полковника, имя, должность и название компании. «Джинтроникс». Корпорация по производству трансгенов и андроидов, как объяснили отцу Павлу наверху, в бункере. Тот, кто называл себя полковником Жераром, был тестировщиком компании. Проверял новые модели в полевых условиях.

– Скажите, полковник… Я буду называть вас полковником, так мне привычней. В чем была блестящая идея? Сделать похожего на человека робота, набить его голову фальшивыми воспоминаниями…

– Не «похожего на человека робота». Что ж ты так о себе, падре? – Полковник усмехался. В перевернутом виде усмешка выглядела жутковато, будто он скалился лбом. – Не похожего на человека, а человека с железным скелетом, большим запасом прочности и твердыми моральными установками. Видишь ли, падре, даже лучшие из этой вашей духовной академии пасовали перед демонами. Попросту говоря, зашли мы к бесам самого святого праведника или укуренного торчка с ближайшей помойки – разницы никакой. А вот ты – другое дело. Ты, святой отец, всегда будешь выбирать то, что правильно, и делать это совершенно сознательно и добровольно.

– Выбирать? Между чем и чем? Жить в мире, где взрослые посылают детей умирать вместо себя, или в мире, где дети поедают трупы своих наставников?

– Что, не нравится? – Полковник снова заперхал, и священник не сразу сообразил, что Жерар смеется. – Не хочется выбирать? Ну тогда иди к демонам, может, они предложат третью альтернативу.

Видно было, что полковнику все труднее говорить. Темная кровь душила его. Сосуды в глазах полопались, и роговица отливала красным. Он дернулся, натягивая веревки, попытался приподняться и снова бессильно стукнулся головой о фюзеляж. Священник смотрел на него и никак не мог понять, почему этот недобрый, злоязычный и наверняка продажный человек намного ближе ему, чем те, в бункере. Неужели дело в возрасте? Но что значит возраст для андроида? Может, он только позавчера сошел с фабричного конвейера, а все остальное – ложь, фальшивка, голограмма, столь же грубая, как рисунок на карточке.

Между тем полковник все-таки ухитрился извернуться в своих веревках и глядел теперь прямо на священника:

– Хочешь загадку, падре?

– Нет.

– А я все равно загадаю. Вот послушай. Рядом с Христом распяты были два разбойника. Одного звали Дисмас, второго Гестас. Дисмас перед смертью раскаялся в грехах, а Гестас до конца сыпал богохульствами. Вопрос: кого из них Господь взял с собой на небо?

– Дисмаса.

– Нет.

– Гестаса?

– Нет. Никого. Ответ – никого. – Полковник расхохотался, и смех его тут же перешел в удушливый кашель. И без того распухшее лицо налилось багровым. Он кашлял, задыхался и все еще продолжал кашлять, когда отец Павел разрезал веревки и стащил его вниз.

Стоять полковник не мог, и некоторое время эти двое покачивались, вцепившись друг в друга. Отец Павел уже знал, что, упрись он как следует ногами, его не сдвинет с места и река, прорвавшая плотину, – и все же он качался, как пьяный, как брат, поддерживающий брата.