Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» [сборник]

Четверо медленно придвигались – похоже, они решили отплатить и за ручей, и за сломанную ногу, и за собственный давний страх. Вот уже и Камиль поднял камень, а Вахран вытянул жердь из забора.

Давид почувствовал, как что-то мешает ему. Опустил глаза и увидел, что в руках его сжата забытая травяная сетка. Стебельки мягко подавались под пальцами, узелки казались тугими и прочными. Он поднял голову…

Неизвестно, что случилось бы в тот день у дома Ва-но, если бы хозяин не выскочил на улицу с длинной палкой. Мальчишки прыснули во все стороны, а девочка, прижавшаяся к калитке, наконец-то заплакала.

…Только на следующий день Давид узнал, что новую соседку зовут Алико. Он впустил ее в свою жизнь неохотно, и все же девочка вошла и прочно заняла там место. Не самое заметное, где-то после травы и мокрой земли, но она неуклонно маячила на границе зрения. Спустя несколько дней Давид разрешил ей войти в огород и наблюдать за плетением сетей. А еще через неделю, совсем уже неожиданно, связал ей куколку. Глядя в восхищенные вишневые глаза, он улыбнулся – кажется, впервые в жизни.

– …раньше были птицами. У каждого человека своя птица, но они делились по породам. Воробьи, синицы – это у кого попроще. Потом, у купцов – куры, фазаны, бекасы. А у королей и князей были орлы, соколы, ястребы. Когда ребенок рождался, ему давали зерно, вот из этого зерна птица и вырастала.

– Это… как душа?

Сандро удивился. Сколько раз он эту сказку рассказывал, а никто до сих пор не спрашивал, была ли птица душой. А вот Инга спросила.

– Не знаю. Птица и птица.

– Мне дедушка говорил, – вмешалась Сулико, – что никакого зерна не было. На самом деле птица в тебе всю жизнь росла, и от человека зависело, какой птицей стать.

Сандро отмахнулся:

– Кто рассказывает, я или ты?

Сулико обиженно замолчала.

– В общем, у каждого человека была птица. Но кроме этого… Когда все зерна из мешка распродавали, оставалось последнее зерно. Некоторые думают, что оно было черное, но, по-моему, обычное зерно. Просто последнее. И из этого зерна, если его младенцу дать, вырастал Птицелов. Понятно, никто последнее зерно покупать не хотел, поэтому Птицеловы редко рождались.

Ингины ресницы мерно подрагивали, а глаза блестели ярко. Она спросила, чуть задыхаясь:

– И что Птицеловы делали? Убивали людей, да?

Сандро покачал головой:

– Не всё так просто. Конечно, они и убивали, но главное – отнимали птицу. Человек еще мог немного пожить, а вот птица, если ее насильно у человека отнять, сразу умирала.

Инга нахмурилась:

– А я думала, что душа бессмертна.

– Ну, птица – это не совсем душа. Не по-церковному. В общем, птица – это сам человек, какой он внутри есть, настоящий.

Ребята сидели на старых, вывернутых из земли качелях, которые Гогия обещал увезти или вкопать обратно, но все никак не мог собраться. Инга поджала ноги, так что стали видны незагорелые коленки и небольшой шрам на правой лодыжке. Вот странно, у Сандро был почти такой же шрам и тоже на правой ноге. Еще совсем маленьким, года четыре назад, он на спор спрыгнул с веранды и напоролся на разбитую бутылку. Сандро старался отвести глаза, но упрямые глаза все никак не хотели отводиться. Он невольно начал думать, откуда взялся шрам – может, Инга тоже на стекло упала или порезалась о проволоку? Сандро и сам не заметил, как замолчал, и очнулся, только когда Сулико пихнула его в бок. Он поспешно продолжил:

– Ну и вот. Наступило время, когда стало очень много Птицеловов, и никто не мог им помешать. Ведь Птицелов сильнее любой птицы, ни орел, ни коршун его не удержат, он всех может поймать в свою сеть. И тогда земля едва не погибла…

Рустам чуть заметно улыбнулся. Он был самым старшим и ни в какие сказки давно не верил. Слушал, наверное, просто из вежливости. Сандро неожиданно будто глянул на себя Рустамовыми глазами, и ему стало стыдно. Зачем он это рассказывает? Действительно, глупости всё, а надо идти в магазин и купить молока…

– Почему? Почему земля чуть не погибла? – Взгляд у Инги был внимательный, нетерпеливый.

Сандро вздохнул и решил досказать побыстрее:

– Потому что птицы удерживают солнце.

Тут Игорь, сидевший справа, не удержался и прыснул. Сулико и его ткнула в бок. Игорь на всякий случай отодвинулся, а Сулико гневно фыркнула:

– Дурак, это же сказка. Красивая. Мне ее дедушка рассказывал, когда я была совсем маленькой и у него в деревне жила. Он говорил, что птицы тех, кто умер, ночью несут солнце под землей, чтобы оно вернулось к востоку. А птицы живых его днем удерживают высоко в небе, чтобы земля не сгорела.

Игорь скептически хмыкнул:

– А как насчет того, что птицы умирают, если их с людьми разлучить?

– Это если насильно, – объяснил Сандро, – если птицу поймает в сеть Птицелов. А так, когда человек умирает, его птица улетает и живет под землей. Тогда ведь верили, что земля плоская…

– А кое-кто и сейчас верит, – пробурчал Рустам.

Его Сулико пихать не стала, только глазами сверкнула, как кошка.

– Можешь что хочешь думать, но мне нравится! По-моему, здо´рово. – Она обернулась к Инге, прищурилась: – Представляешь – тысячи и тысячи птиц летят, а за ними катится солнце. Как в сказке про Эльзу и лебедей.

– А ты нарисуй, – предложил Игорь.

– Ну и нарисую. Думаешь, не могу?

– Эй, – тихонько сказала Инга, – Сандро так и не досказал.

И все замолчали и уставились на Сандро. Он набрал побольше воздуха и выпалил:

– Двести или триста лет назад Птицеловы переловили почти всех птиц. И тогда солнце опустилось совсем низко, началась страшная жара и засуха. Люди и животные умирали без воды, урожай сгорел на полях. Ничего нельзя было сделать, все уже приготовились к смерти. И вот тут появился первый Кукушонок….

Алико часто смеялась. Когда она чуть-чуть привыкла, обжилась в деревне, оказалось, что характер у нее веселый и легкий, как яркокрылая бабочка. Даже те, кто еще недавно бросал в подкидыша камни, поспешили подружиться с ней. Она ловко мастерила кораблики из коры и, когда снег начал таять, часто пускала их вниз по ручью с деревенскими ребятами.

Давид ревновал, клялся, что больше и не взглянет на предательницу – и улыбался в ответ на ее улыбку. Алико приносила ему веточки с белыми цветами вишни, красивые красные камешки, выловленные из ручья, и первые полевые маки. Часто, сидя в огороде, Давид замечал, что с нетерпением ждет промелька быстрых ног за изгородью. Ноги у Алико, кстати, постоянно были измазаны грязью, но Давиду нравилась даже эта грязь, и щербинка на месте выпавшего зуба, и влажный, вишневый блеск черных глаз. На время он забросил свои сети и впервые решился выйти за пределы тесного пятачка за домом. С удивлением он обнаружил, что мир велик, небо над рваной цепью гор глубоко и сине, а люди, окружающие его, – не просто пустые тени…