Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» [сборник]

Постаревшая Софико часто плакала, причитала: «Ой, горе мое! Каждая птица пару ищет, гнездо вьет. А ты что будешь делать, Давид? От людей бежишь, родной матери в глаза не смотришь».

Мальчик досадливо морщился и уклонялся от материнской руки.

Однажды Вано, по сестринскому наущению, решил выпороть сына. Снял со стены провисевший там двадцать лет ремень. Ремень был дедовский. В последний раз им пороли Вано, когда тот уже был взрослым парнем и упрямо хотел жениться на дочери бедняка. Порка не помогла. Чернокосая Софико стала его женой, а ремень так и остался висеть на гвозде. Давид молча наблюдал за отцом, пока тот нерешительно мял в пальцах крепкую кожу. Софико тихонько плакала за дверью. Но когда Вано приблизился и занес над сыном руку, мальчик поднял глаза и взглянул прямо на отца. И такой тьмой, таким ужасом повеяло на Вано, какого он и не помнил – разве что тогда, на базаре, так глядел на него подлый ушман. Ремень выпал из руки…

С того дня Давид мог делать что хотел. Чаще всего он сидел в огороде и перебирал сухие стебельки. Вырвет один, другой, свяжет вместе. Глядишь, и выйдет у него сеть из травы. Поиграет с сетью час, другой, потом бросит и начнет новую вязать.

Деревенские мальчишки поначалу окрестили его дурачком и попробовали забросать камнями, но после того как Гия сломал ногу, а Ваза упал в ручей и чудом выкарабкался, издевательства прекратились. Пополз по селу недобрый слушок, что у сына Вано черный глаз и лучше с парнишкой не связываться. Друзей у Давида не было, да и сам он, казалось, не искал ничьей дружбы. Так было, пока в соседской семье не появилась Алико.

Новенькая не давала Сандро покоя. В школе, на уроках, ему чудился ее внимательный, чуть любопытный и чуть насмешливый взгляд. Во дворе она появлялась нечасто, больше сидела наверху с матерью. Но когда выходила, Сандро терялся, спотыкался посреди рассказа или ронял только что ловко пойманный волейбольный мяч. Острая на язык Сулико сразу все заметила и изводила Сандро насмешками. А он не понимал, что происходит. Инга ему даже не очень нравилась. Сулико была красивее, у нее были большие, черные, весело прищуренные глаза, чуть вздернутый носик и улыбка, приводившая в отчаяние угрюмого Рустама. Да и многие девчонки в классе были красивее Инги. Разговаривали они с Ингой редко, всегда о неважном, и Сандро чувствовал себя при этом дураком.

– Что, медведик, попался? Будет тебя теперь Инга водить за кольцо в носу.

Сулико давно прозвала его медведиком, еще когда они были совсем маленькими и Сандро и впрямь походил на медвежонка. Невысокий, плотный, он и сейчас смахивал на того единственного медведя, которого ему удалось увидеть в разъездном цирке. Тот зверь был еще подростком, неловко переваливался на кривых ногах и любил морковку. Сандро боялся высоты, обожал сливовый компот и втайне гордился темными волосками, недавно и преждевременно пробившимися на верхней губе. Инга к компоту была равнодушна, по деревьям вообще не лазила, и ее двоюродным братом был красавец Рустам. А еще у Сандро была тайна. Даже не тайна, а так, секрет, но неприятный.

В тот день он вовсе и не собирался играть в птицелова. Бабушка дала ему два рубля и отправила в магазин, а сама прилегла соснуть. Так уж вышло, что, когда он появился во дворе, Сулико, Игорек и Рустам стояли вокруг Инги и уговаривали ее.

Игра-то и вправду была совсем детская. Вот и Инга так думала и упрямо отнекивалась:

– И никакой не «птицелов», а обычные салки. Или жмурки. У нас вся малышня в это играет. Да тут у вас и прятаться негде. Давайте лучше в шахматы или в кино пойдем…

Заметив помахивающего авоськой Сандро, Сулико отчаянно замахала ему рукой:

– Смотри, медведик, твоя Инга не хочет в птицелова играть. Говорит, это обычные жмурки. Мы ей уже рассказывали, а она не верит. Ну скажи ей, втроем ведь не поиграешь!

Губы у нее капризно надулись, а глаза смеялись. Наверняка ей просто хотелось еще раз послушать сказку. Сандро и в самом деле здорово про Птицелова рассказывал, но надоело ведь – несколько лет талдычить одно и тоже. Он махнул рукой:

– Да ладно. Лучше подождите меня – я в магазин сбегаю, и вместе в кино пойдем. Там сегодня после мультиков «Данди»…

Он уже отвернулся, когда за спиной раздался голос Инги:

– Нет, Сандро, расскажи. Мне и вправду интересно.

Девочка была подкидышем. Цвандали не везло с детьми – двое сыновей умерли совсем маленькими, а третий родился мертвым. Алико появилась зимой. Говорили, что видели черноногую, одетую в лохмотья цыганку – та вела по дороге тощенькую девочку, и обе дрожали от холода. А может, и не было цыганки. Просто однажды утром Давид вышел в огород и встретил любопытный взгляд незнакомых глаз из-за редких прутьев палисада.

Сначала девочка его раздражала, но через несколько часов Давид привык к ее молчаливому вниманию. Все так же он разгребал неглубокий снег, выискивая сухие травинки. А вечером, когда у соседей засветились окна и девочка незаметно ушла, он внезапно ощутил чувство потери. Когда мать позвала его ужинать, Давид неохотно вошел в дом. Сидя на высокой лавке и глотая надоевшую ячменную похлебку, он думал, придет ли девочка завтра.

Она пришла. Три дня приемная дочь соседей следила за Давидом. На четвертый день ей, наверное, наскучили его тихое одиночество и травяные сети, и она решилась выйти за ограду. Давид – последние два дня он только притворялся увлеченным травой, а на самом деле напряженно прислушивался к чужому присутствию – краем глаза заметил, как она заворачивается в теплую кофту тетки Азы и шагает к калитке.

Вернулась девочка через полчаса. Она неслась вверх по улице, тонкие ножки взметывали грязный снег и скользили по незамерзшим лужам, а следом гналась орава деревенских мальчишек. Шлеп – снежок размазался по плечу тети-Азиной кофты.

– Подкидыш, подкидыш!

– Эй, цыганка, погадай!

– Где твоя мама, цыганка? Наверное, украла себе другую дочку, ты-то ей не нужна!

Девочка не плакала. Она только бежала, а преследователи не торопились – ноги у них были гораздо длиннее.

Давид оглянулся на соседский дом. Муж Азы, Гогия, отправился к углежогам. Сама Аза была глуховата и не слышала криков.

Мальчик встал, быстро пересек огород и толкнул калитку. Вышел на середину улицы. И сказал негромко:

– Оставьте ее.

Девочка подбежала к своему дому и замерла у ограды. Те, кто за ней гнался – и Гия, и Вахран, и Камиль, и так и не утонувший в ручье Ваза, – остановились. Гия неуверенно нагнулся и загреб в горсть снега. Другой рукой он подобрал камень.

Ваза насупился, выкатил упрямую нижнюю губу:

– А ты, дураковатый, что ее защищаешь? Или ты тоже подкидыш? Может, дядя Вано тебя подобрал на дороге? Вот, наверное, жалеет сейчас, что не оставил тебя там подыхать.