Олаф Степлдон - Пламя [сборник]

Эти мысли все еще ворочались в моей голове, когда пламя заговорило вновь.

— Что ж, я не хочу подталкивать вас к решению, так как вижу, сколь это трудно для вас, даже труднее, чем я ожидал. Возможно, вам лучше взять еще один день на раздумье. Завтра вечером мы встретимся снова, и тогда, быть может, вы примете решение. А пока… Я ужасно замерз и был бы вам признателен, если бы вы подбросили немного угля!

Огонь и впрямь уже едва теплился. Я был так поглощен моим внутренним конфликтом, что совсем про него забыл. Поднявшись, я вдруг подумал, что мог бы весьма эффективно продемонстрировать себе самому, что не являюсь беспомощным орудием пламени. Вместо того чтобы потянуться к ящику для угля, я проследовал к серванту и взял кувшин с питьевой водой, потом быстро шагнул к камину и плеснул воды в самое сердце огня. Результат напоминал взрыв, комната наполнилась паром и дымом. Когда воздух расчистился, я увидел, что в центре камина черным-черно, а пламя исчезло. Я прислушался, но безмолвный голос молчал.

Господи! Нет тишины тяжелее, чем та, когда убил друга.

Я стоял, прислушиваясь к шипящим углям. Волна раскаяния, жалости и сострадания поднялась во мне, но я сказал себе, что это не мое чувство; его навязывает мне возмущенная пламенная раса во всех подовых печах и топках мира.

С того дня я напрочь утратил сон. Каждую ночь ненавистные язычки пламени терзали меня стыдом и виной. Сначала они вообще со мной не разговаривали — просто стояли у меня перед глазами и молчали. Они выжигали мне мозг любовью моего убитого друга и горьким сожалением. Потом они заговорили. Стали утверждать, что, мол, научились понимать мое поведение, сочувствовать моим побуждениям, уважать мою прямоту. И они умоляли меня помочь обеим нашим расам.

Но днем я решительно работал над их уничтожением. Я вглядывался в тысячи огоньков, выискивая характерный яркий и гибкий конус. А когда находил — убивал. И после каждого убийства, я чувствовал, как моя душа все глубже и глубже погружается во тьму. Тем не менее я знал, да, Господи, знал, что должен быть верен человечеству. Должен сделать все от меня зависящее, чтобы уничтожить этих ловких злодеев, замышляющих гибель человечества. Но что может один отдельный индивид? Я писал в газеты, требуя проведения кампании во всемирном масштабе, но издатели видели во мне сумасшедшего. Ни одно из моих писем так не было опубликовано. Или… нет! Одно все же увидело свет. Оно было приведено целиком в статье о «мании преследования» в каком-то журнале по психологии.

Кульминация наступила, когда я пробрался на большой паровозостроительный завод под видом журналиста, собирающего материал для статьи. У меня имелось телепатическое доказательство того, что печи там заражены живыми язычками пламени, уничтожить которых — моя миссия. Даже не знаю, Тос, доводилось ли тебе когда-либо бывать в подобных местах. Работа с тяжелым металлом впечатляющее зрелище! Просторные депо в четверть мили длиной, набитые рядами огромных машин. Токарные станки, паровые молоты, циркулярные пилы, режущие стальную арматуру и листовое железо так, будто они деревянные. Множество небольших печей и кузнечных горнов для изготовления болтов и другой мелкой продукции. (Но ни одного из тех, кого искал, я на этих островках жары не увидел.) Громадные локомотивы, у которых, прилаживая различные детали, суетились люди. Могучий травеллерный кран как раз поднимал одного такого монстра. Но самое большое впечатление на меня произвел пятитонный паровой молот, работавший над раскаленной докрасна стальной болванкой примерно в пять футов длиной и девять дюймов толщиной. После формовки ей, этой болванке, предстояло стать соединительным штоком. Четверо рабочих с помощью захватов держали один ее конец, подставляя его под удары молота. Другой конец свободно болтался в петле массивной цепи. От каждого удара молота содрогалась земля. Еще один парень замерял результат шаблоном. Затем наполовину отформованный брус переворачивали, и он снова подвергался обработке — до приобретения им нужной формы. Потом они отрезали законченный соединительный шток. Они резали его, как сыр, помещая прямоугольник холодной стали под молот, который врубался глубоко в раскаленную массу. Глядя на все это, Тос, я ощущал гордость за мой вид. Язычки пламени, несмотря на всю их древность и духовность, такого не умеют. Вскоре мы перешли к внушительной газовой печи, в которой накалялась какая-то металлическая конструкция. Заслонки были открыты, и, когда я подошел, конструкцию как раз вытаскивали. Я вгляделся в печь усталыми из-за иссушающей жары глазами. Внутренняя ее часть была размером с маленькую комнату и вся буквально пылала. От одной из стенок к середине печи тянулся длинный, в несколько футов, шлейф ревущего газового пламени.

Тогда-то я и увидел моего врага. С полдюжины ярких крошечных разумных созданий парили в печи, словно бабочки. По-видимому, они изо всех сил старались остаться в жарких струях горящего газа, но неистовый поток продолжал швырять их в зябкое центральное пространство. Какое-то время я просто стоял и наблюдал за ними, но вскоре понял, что враг осведомлен о моем присутствии и уже пытается воздействовать на меня своими дьявольскими методами. Один из язычков пламени попрекнул меня телепатически. «Холодное создание, — прокричал он. — Как можно было убить нашего товарища, твоего собственного друга? Твое сердце ясно сказало, что он — твой друг, что весь наш вид — друзья людям. Даже сейчас оно требует, чтобы ты изменил свое мнение и начал работать с нами. Лучшая часть тебя — на нашей стороне. Против нас — лишь тупоумный представитель человеческого племени».

Я почувствовал, что сопротивление мое слабеет, и в панике закричал рабочим: «Убейте их! Убейте! Скорее несите пожарный рукав! Польем — им хватит с лихвой!» Я заметил шланг и бросился за ним, но тут меня повязали. Конечно, я неистово отбивался, но они вызвали полицию. Меня доставили в местный полицейский участок. Там я сделал официальное заявление обо всей этой ужасной истории, но кончилось все тем, что меня передали врачам. И вот теперь я здесь, пленник.

Такая вот, Тос, ситуация. Быть может, ты мне не поверишь. Иногда я и сам спрашиваю себя, уж не брежу ли я? Но думаю, ты согласишься, что весь этот пассаж слишком обстоятелен, чтобы быть чистой фантазией, разработанной моим собственным подсознанием. Одно заставляет меня сомневаться: люди, работавшие рядом с огромной газовой печью, судя по всему, не видели живых язычков пламени. Разумеется, они решили, что я сошел с ума. Но с другой стороны, вся внутренность печи представляла собой оранжевого цвета пламя, газовые струи пребывали в постоянном волнении, и маленькие язычки пламени тоже постоянно двигались, зачастую прячась в этих газовых струях. Рабочие, не зная того, что знаю о пламенной расе я, вполне могли их и не заметить. Нет! Для меня, хотя, вероятно, не для тебя, сомнений здесь быть не может.