Роберт Хайнлайн - Красная планета. Звездный зверь [сборник]

– Тогда я сбегаю гляну, как там Ламмокс. – Помявшись, он добавил: – Мама, прости, пожалуйста, что я с тобой говорил грубо.

– Хорошо, тогда хватит об этом, – холодно ответила она.

Джон Томас хотел добавить в свое оправдание кое-что еще, но понял, что лучше не надо, и молча вышел.

Ламмокс мирно похрапывал, одна половина в доме, другая снаружи. Как обычно, во время сна его сторожевой глаз был слегка приподнят над шеей. Когда Джон Томас приблизился, глаз повернулся и внимательно его оглядел; та часть Ламмокса, которая стояла на страже, признала в мальчике Джона, и звездный зверь просыпаться не стал. Джон Томас успокоился и, удовлетворенный, вернулся в дом.

За завтраком атмосфера разрядилась: к тому времени, когда Джон Томас загрузил в себя две тарелки овсянки, омлет, тосты и залил все это пинтой какао, он был уже готов согласиться с тем, что шеф Драйзер просто исполняет долг и даже, возможно, не бьет ногами собак для собственного удовольствия.

В свою очередь шеф, раздобрев от съеденного и выпитого, пришел к выводу, что в мальчишке, пожалуй, нет ничего такого, что не исправила бы твердая мужская рука да пара хороших порок. Жаль, что матери приходится мучиться с ним одной, – похоже, она славная женщина. Подчистив хлебом остатки яичницы, он сказал:

– Теперь вроде получше, миссис Стюарт, это точно. Вы не представляете себе, что такое для вдовца – поесть домашнего. Но моим ребятам говорить об этом не стоит.

– Господи, – миссис Стюарт испуганно приложила ладонь ко рту, – я же совсем о них забыла! Я в момент сварю еще кофе. Их там сколько?

– Пятеро. Да вы не переживайте, мэм, ребята позавтракают после дежурства. – Драйзер повернулся к Джону Томасу. – Как, готовы, молодой человек?

– Ну… – Джонни вопросительно посмотрел на мать. – Мама, а может, сделать для них завтрак? Мне еще нужно разбудить Ламмокса и накормить его.

К тому времени, как Ламмокс был разбужен, накормлен и Джон Томас все ему объяснил, а каждый из пяти полицейских, плотно позавтракав, приканчивал по второй чашке кофе, происходящее больше напоминало прием гостей, чем арест. Только в восьмом часу процессия направилась в город.

Когда Ламмокса наконец заставили забраться во временную клетку, сооруженную перед зданием суда, стрелки перевалили за девять. От аромата стали пленник был прямо в восторге, он все порывался отщипнуть кусочек от своего застенка – вот уж где Джону Томасу пришлось проявить твердость. Войдя в клетку вместе с Ламмоксом, он гладил его и разговаривал с ним, пока рабочие заваривали проход. Едва увидев массивную стальную решетку, Джонни понял, что дело плохо; он ведь так и не успел сказать шефу Драйзеру, что против Ламмокса сталь была более чем бесполезна.

Теперь говорить было поздно, тем более сам шеф явно гордился своим детищем. Времени на заливку бетонного фундамента не хватало, поэтому он заказал большущий ящик со стенками, дном и крышкой из стальных решеток; одну из сторон ящика оставили открытой и заделали только тогда, когда Ламмокс оказался внутри.

«Все такие умные, – думал Джон Томас, – могли бы и у меня сначала спросить». Он решил, что просто пригрозит Ламмоксу, чтобы тот вел себя хорошо и не вздумал покушаться на клетку… а после будет надеяться, что все как-нибудь обойдется.

А вот слушаться Ламмоксу на этот раз не хотелось, у него было настроение поспорить. По его мнению, происходящее выглядело глупее некуда: все равно что запереть голодного ребенка, обложив его со всех сторон тортами. Один из рабочих навострил слух, опустил сварочную горелку и сказал:

– Слышь, она что, еще и говорить умеет?

– Умеет, – хмуро ответил Джон Томас.

– Надо же! – Сварщик еще раз посмотрел на Ламмокса и вернулся к своей работе. Внеземные существа, разговаривающие как люди, в общем-то, были не в диковинку, особенно в телевизионных сериалах, и, казалось, рабочего ответ Джона устроил. Но вскоре он снова прервал работу. – Терпеть не могу, когда эти твари разговаривают, – объявил он, ни к кому вроде бы не обращаясь.

Джон Томас промолчал, да и что можно было сказать на такое заявление.

Время еще оставалось, и Джон Томас решил заняться медицинским, а точнее, ветеринарным обследованием Ламмокса; в последние дни Джона кое-что беспокоило. Первый раз он заметил странные симптомы наутро после сокрушительной прогулки; там, где у обычных животных положено быть плечам, у Ламмокса появились какие-то две припухлости. Ко вчерашнему дню они вроде как увеличились, и Джона это сильно встревожило: он ведь думал, что это просто ушибы… хотя, если честно, ушибить Ламмокса – дело сложное.

Странные вздутия не давали Джонни покоя. Скорее всего, Ламмокс получил их, занимаясь бегом по пересеченной местности. Выстрел мистера Ито практически не оставил на нем следов: легкий ожог там, куда угодил разрывной снаряд, – вот и все. Будь на месте Ламмокса танк, тут бы ему и крышка, но этому красавцу снаряд – вроде хорошего пинка мулу… чуточку удивится, и только.

Непохоже, чтобы Ламмокс поранился, когда пролезал сквозь теплицы. Скорее всего, это случилось, когда он упал с виадука. Джон Томас знал, что, окажись на месте Ламмокса любое достаточно крупное земное животное, например слон, такое падение живо отправило бы его на тот свет. Конечно, Ламмокс, с его внеземной конструкцией, не так хрупок, как слон, но все равно расшибиться он мог прилично.

Ничего себе! Припухлости стали больше, теперь это были самые настоящие опухоли. Шкура на них сделалась мягче и тоньше, совсем не похоже на броню, которая покрывала остальное его тело. А что, если и у Ламмокса может быть рак – например, от ушиба? Этого Джон Томас не знал, и спросить было не у кого. На памяти Джона Томаса Ламмокс никогда не болел; его отец тоже никогда не упоминал ни о каких болезнях. Ламмокс не менялся, он оставался, каким был, – вчера, сегодня, всегда, разве что продолжал расти.

Надо будет просмотреть вечером дедушкин дневник и заодно записки прадедушки. Может, он в них что-нибудь пропустил…

Он надавил на одну из опухолей, пытаясь прощупать ее пальцем; Ламмокс беспокойно зашевелился. Джон перестал давить и с тревогой спросил:

– Больно?

– Нет. Щекотно, – ответил детский голосок.

Спокойнее от такого ответа не стало. Джон Томас знал, что Ламмокс боится щекотки, но обычно пощекотать его можно было только чем-нибудь вроде кирки. Значит, эти места стали очень чувствительными. Джон Томас собирался продолжить свои исследования, как вдруг сзади послышалось:

– Джон! Джонни!

Он обернулся. Возле клетки стояла Бетти Соренсон.

– Привет, Молоток, – поздоровался он. – Получила мое послание?

– Да, но уже после восьми. Ты же знаешь, какие у нас в общаге порядочки. Привет, Ламмокс. Как у нашей деточки дела?