Кормак Маккарти - Дорога [Литрес]

Проснувшись, никак не мог понять, где находится. Костер погас, дождь перестал. Сбросил полиэтилен и, упершись локтями в песок, приподнялся. Серый день. Мальчик во все глаза смотрит на отца, зовет:

– Папа.

– Да, да. Я здесь.

– Мне можно попить воды?

– Да. Конечно. Как ты себя чувствуешь?

– Странное ощущение…

– Есть хочешь?

– Нет, только пить.

– Сейчас принесу воды.

Обойдя потухший костер, взял детскую кружку, и наполнил ее водой из пластиковой бутылки, и, нагнувшись, дал ему напиться. Сказал:

– Все будет в порядке.

Мальчик сделал несколько глотков, кивнул и посмотрел на отца. Потом допил воду и попросил:

– Еще.

Разжег костер и расправил одежду мальчика, чтобы лучше сохла, принес ему банку яблочного сока, спросил:

– Ты что-нибудь помнишь?

– Ты о чем?

– Помнишь, как ты болел?

– Я помню, что мы стреляли из ракетницы.

– А как вещи перетаскивал из лодки, помнишь?

Мальчик сидел, потягивал яблочный сок. Взглянул на отца.

– Я не полный идиот.

– Понятно.

– Мне снились очень странные сны.

– Какие?

– Я не хочу их тебе рассказывать.

– Не хочешь – не надо. Ты должен почистить зубы.

– С настоящей пастой?

– Да.

– Хорошо.

Проверил все банки – ничего подозрительного. Только выбросил те, что были сильно попорчены ржавчиной. В тот вечер они сидели у костра, мальчик ел горячий суп, а отец повернул другой стороной дымящуюся одежду и затем уселся и уставился на сына. Мальчику стало неуютно от его пристального взгляда.

– Пап, не смотри на меня так.

– Хорошо, – ответил отец, но смотреть не перестал.

Не прошло и двух дней, как они решились отходить на довольно большое расстояние от стоянки – до материковой части и обратно, – с трудом передвигая ноги в полиэтиленовых мокасинах. Ели помногу, не жалея. Из парусины, веревок и колышков соорудил палатку для защиты от ветра. Съели столько, что оставшееся легко помещалось в тележке, и он решил, что дня через два можно отправляться в путь. И вдруг, возвращаясь на стоянку, заметил на песке отпечатки ботинок. Остановился и взглядом обшарил берег. Сказал:

– О господи! О господи!

– Что случилось, пап?

– Пошли, – сказал он, вынимая револьвер из-за пояса. – Поторопись.

Полиэтилен исчез. Пропали одеяла, и бутылка для воды, и запас продуктов у костра. Парусину ветром унесло в дюны. Обуви нет. Он прочесал заросли дикого овса, где была спрятана тележка, но не нашел и ее. Украли всё.

– Дурак набитый, – сказал сам себе. – Идиот.

Мальчик стоял и смотрел на него широко раскрытыми глазами.

– Что случилось, папа?

– Они всё забрали. Пошли.

Мальчик взглянул на него снизу вверх. В глазах слезы.

– Не отходи от меня ни на шаг, – сказал отец. – Ни на шаг, понял?

Разглядел следы тележки на песке. И ботинок. Сколько? Следы терялись на твердой поверхности в зарослях папоротника, а чуть дальше снова появлялись. Подойдя к дороге, жестом остановил сына. Дорога продувалась ветром с океана и, за исключением отдельных участков, была полностью свободна от пепла. Сказал:

– Не наступай на дорогу. И перестань реветь. Надо отряхнуть ноги от песка. Прямо здесь. Садись.

Развязал тесемки, и вытряхнул куски полиэтилена, и снова обернул ноги.

– Мне понадобится твоя помощь. Мы ищем песок. На дороге. Хоть сколько-то. Чтобы определить, в какую сторону они пошли. Поможешь?

– Хорошо.

Спустились с холма и пошли в противоположные стороны. Не успел он пройти и несколько футов, как мальчик его позвал:

– Они сюда пошли, пап. Смотри.

Подошел к мальчику, опустившемуся на колени.

– Вот тут, смотри.

Мальчик указывал ему на крохотную кучку песка, высыпавшегося, вероятно, из тележки. Отец посмотрел на дорогу.

– Отлично. Идем.

Шли быстрым шагом. Думал, легко выдержит такой темп. Оказалось, что нет: во время приступов кашля приходилось останавливаться и наклоняться. Взглянул на мальчика, прохрипел:

– Надо идти бесшумно, а то они нас услышат и подкараулят. Пошли.

– Сколько их, пап?

– Трудно сказать. Может, только один.

– Мы их убьем?

– Не знаю.

Пошли дальше. Грабителя сумели догнать только во второй половине дня, ближе к вечеру: идет по дороге, с трудом толкает переполненную тележку. Оглянулся. Увидев их, припустил бегом, но вещи не бросил. С тележкой далеко не убежишь, и тогда он остановился и спрятался за ней, в руке нож. Заметил револьвер и отступил назад, но нож не бросил. Отец приказал ему отойти от тележки. Незнакомец посмотрел на них. На мальчика. Судя по всему, сотоварищи его прогнали. Пальцы на правой руке отрублены. Прячет ее за спиной. Шпатель из плоти. Тележка забита доверху. Все забрал.

– Отойди от тележки и брось нож на землю.

Незнакомец оглянулся. Словно надеялся, что в кустах прячутся его сообщники. Худющий, угрюмый, грязный, обросший. Полы плаща склеены клейкой лентой. Револьвер самовзводный, но на всякий случай надо проверить – взвести курок. Два громких щелчка. Только это да их дыхание нарушают тишину соленых вересковых дюн. Явственно чувствовали вонь от его тряпья.

– Если не отойдешь от тележки и не бросишь нож – мозги вышибу.

Вор посмотрел на мальчика – одного взгляда оказалось достаточно, чтобы он все понял и, бросив нож на тележку, отошел назад и остановился.

– Дальше, еще пару шагов.

Вор еще немного попятился.

– Папа? – перебил его мальчик.

– Помолчи. – Не спускал глаз с вора. – Будь ты проклят.

– Папа, пожалуйста, не убивай его.

У вора лихорадочно забегали глаза. Мальчик заплакал.

– Слушай, друг, я же сделал, как ты велел. И сын тебя просит…

– Раздевайся!

– Чего?

– Скидывай одежду! До последней нитки!

– Слушай, ты чего? Зачем ты так?

– Убью на месте.

– Зачем ты так?

– Второй раз повторять не буду.

– Хорошо, хорошо. Успокойся.

Незнакомец медленно разделся и кучкой сложил вонючую одежду на дороге.

– Ботинки.

– Ты очумел?

– Ботинки снимай!

Вор посмотрел на мальчика. Тот отвернулся и закрыл уши руками.

– Хорошо-хорошо. Ботинки так ботинки…

Сел в чем мать родила на дорогу и начал развязывать гнилые лохмотья, которые когда-то были обувью. Встал, держа их одной рукой.

– Бросай в тележку.

Шаг вперед – поставил ботинки поверх одеял в тележке, шаг назад – вернулся на прежнее место. Так и стоял – голый, грязный, изможденный, прикрывая срам рукой, сотрясаясь от холода.

– Одежду – туда же.

Незнакомец наклонился, подобрал свою ветошь и навалил ее сверху. Стоял, обхватив себя руками.

– Брат, пожалей.

– Ты же нас не пожалел.

– Умоляю…

– Папа!

– Ты хоть сына послушай!

– Ты хотел нас убить.

– Я подыхаю с голоду. Ты бы на моем месте поступил точно так же.