Андрей Подымалов - Создать Веру - убить Веру

— Какое восстание? Жалкие кучки разбойников, называющих себя борцами…

— А как тебе такой вариант? В назначенный день и час готовится захват города. Для этого в горах организуются отряды повстанцев. Они проходят спешное обучение приемам городского боя. В кузнях куются ножи, мечи, секиры, пики — все это низкого качества, но для первого боя сгодится. Как бы ни была сильна римская пехота, но потери с ее стороны все равно будут. А раз будут потери, то будет и захваченное оружие, причем, отменное. Отряды незаметно просачиваются в город вместе с караванами и поденщиками. По сигналу сразу в нескольких местах города завязываются бои. Наиболее легкая добыча — это городская стража. На помощь повстанцам приходит городская беднота, организацией которой уже сейчас занимается находящийся в городе разбойник Варавва. Римляне не выдержат многочисленных ударов и будут вынуждены отступить в цитадель, вокруг которой замыкается плотное кольцо осады. В самом начале восстания захватываются и запираются городские ворота, чтобы римляне не могли отправить гонца за подмогой. В цитадели, с ограниченными запасами пищи и воды, римляне долго не продержаться… Как тебе такой план?

— План хорош, только где все те силы, которые могли бы его осуществить?

— Их нет, но это неважно. Главное, что есть план и есть человек, который его разработал и хочет реализовать.

— И кто же он?

— Иисус Христос.

— Ерунда. Прокуратор этому не поверит. Ведь у него есть свои шпионы, которые доносят ему обо всем. Подготовка отрядов не может пройти незамеченной. К тому же, Иисус Христос проповедует идеи мира и любви.

— Людям свойственно менять свои убеждения. А шпионы могут и не знать всего.

— Хорошо, пусть так, но прокуратор — умный человек, и он потребует доказательств.

— Я не думаю, что он потребует особо весомые доказательства, если к нему с такими сведениями придет человек, которому нельзя будет не поверить.

— И что же это за человек?

— Из ближайшего окружения Христа. Самый преданный его соратник.

— И кто же это будет?

— Ты, Иуда…

— Я?! Ты с ума сошел!

— Ничуть. Только тебе Понтий Пилат поверит.

— Давай прекратим этот разговор. Он ни к чему.

— Ты забыл, что этого хочет сам Христос?

— Нет, не забыл. Но он не говорил о такой моей роли.

— Он оставил детали на мое усмотрение.

— Это ты ему внушил мысли о кровавой жертве?

— Я их просто немного подправил. В этом нет ни капли моей корысти. Мы должны любой ценой сбросить с себя римское владычество! Или ты хочешь и дальше терпеть их над собой?

— Почему это должен делать я? Ведь меня заклеймят как предателя.

— Потому, что все знают, что ты — мой помощник, и доверяю я безоговорочно только тебе. Сразу после ареста Христа я помогу тебе исчезнуть из города. Ты же хотел уехать в Тибет, в монастырь? Я уже разузнал, где он находится. Дам тебе денег и карту. Придя в монастырь, ты сможешь рассказать учителю Христа, что тот свое предназначение выполнил.

— Но ведь арестовывать придут тебя.

— Мы с Каиафой предусмотрели и это.

— С Каиафой?

— Первосвященник Иудеи также ненавидит римлян. Он в курсе моего плана и поможет его осуществить. Негоже убивать наследника царской династии. Как сделать подмену, мы обсудим позже.

Иуда погрузился в тяжкие раздумья. Иисус еще немного постоял и ушел в дом, оставив его наедине со своими мыслями.

Понтий Пилат задумчиво глядел на Каиафу. Его тяжелый пронизывающий взгляд, казалось, прожигал первосвященника насквозь. Но Каиафу трудно было смутить, в своей жизни он повидал всякое: борьба за то, чтобы стать первосвященником Иудеи, требовала немалых бойцовских качеств. Поэтому он без всякого напряжения выдержал взгляд прокуратора. Пилат имел обыкновение во время разговора вставать и ходить по залу. Однако в этот раз он изменил своим правилам.

— Не верю я этому доносу о готовящемся восстании. Моя разведка ничего подобного мне не докладывает. Обычные кучки разбойников, которых мы легко отлавливаем. И ничего более серьезного.

— Но ведь Варавва действительно в городе. И сведения поступили от человека, входящего в ближайшее окружение Христа. Они с Христом практически друзья.

— Что же это за друг, который предает? Впрочем, у вас, евреев, все возможно.

Каиафа не подал вида, что слова прокуратора его задели.

— Скажи, первосвященник, а, может, ты просто хочешь избавиться от конкурента? Ведь Христос, насколько я знаю, организовал какую-то религиозную секту, число сторонников которой с каждым днем растет. Да еще и обвиняет вас в корысти, стяжательстве и прочих грехах?

И опять Каиафа выдержал пронизывающий, но теперь уже насмешливый взгляд прокуратора.

— Истинная вера сект не боится.

— Ну-ну… Где этот твой осведомитель?

— Ждет.

— Заводи.

Понтий Пилат тем же тяжелым взглядом уставился на Иуду.

— Подойди ближе… Рассказывай!

Иуда повторил свой рассказ. Пилат взмахом руки подозвал писца, бегло просмотрел написанное и отдал писцу назад.

— Зачитай.

Тот зачитал. Прокуратор опять уставился на Иуду.

— Все верно записано?

— Да, верно.

— Подпишись, как умеешь.

Иуда подписался.

— Грамоту знаешь?

— Немного.

— Хорошо, с формальностями покончено. А теперь скажи, почему ты решил предать своего друга?

На лице Иуды не дрогнул ни один мускул.

— Я его не предаю.

— А что же ты делаешь?

— Когда он устроил волнения на улице, пострадали люди. Вооруженное восстание приведет ко многим напрасным жертвам. Я не хочу этого. Люди ни в чем не виновны.

Неожиданно лицо прокуратора как бы обмякло и поскучнело: «Не поймешь этих варваров, все у них с ног на голову поставлено. Никаких понятий чести и достоинства… Впрочем, в логике ему не откажешь». Он махнул рукой.

— Можешь идти. Скажешь в канцелярии, что я велел выплатить тебе вознаграждение: тридцать серебряных монет — это обычная плата за предоставление сведений, обеспечивающих безопасность империи.

— Мне не нужны деньги.

— Как знаешь. По ведомости они все равно пройдут, только в этом случае перейдут в доход государства.

Когда Иуда вышел, Пилат обратился к Каиафе.

— Сейчас мы узнаем, правду ли говорит твой осведомитель. Варавву мы поймали сегодня утром, и его уже допрашивают.

Прокуратор встал и, подойдя к окну, вздохнул:

— Никак не могу понять, чего они все время бунтуют. Ведь скольких я уже казнил и еще казню, а им все неймется.

Раздался стук в дверь, и в зал вошел высокий жилистый человек с огромными руками и обезображенным отсутствием ушей лицом. Он вопросительно глянул на Пилата. Тот приказал:

— Докладывай.

— Сознался. Сказал, что ненавидит римских собак и готов их всех перевешать. Он действительно подбивал бедноту на выступления и агитировал их вступать в свой отряд. Призывал готовиться к восстанию. Сказал, что у них много отрядов в горах.