Борис Прохоров - Костер для сверчка

Местами над кремнистой мелочью выступали серо-зеленые глыбы валунов. Ниже проглядывало узкое полотно тракта, которое делило село на две неравные части. Еще дальше — пятнами народившихся прососов и залысинами льда ощущалась Катунь. А уж за ней — часто ежились осинником подступы к двурогой вершине Бабыргана.

Стоя у свилеватых березовых стволов, опираясь грудью на лыжные палки, Ростислав задумался....

Сегодняшняя разрядка была просто необходима: как-то все не ладилось в последнее время. Прошло уже два года, как он, схоронив мать и разорвав узы неудачного супружества, вернулся на родину. Но по сей день не мог успокоиться. Какое спокойствие, когда к прежним бедам добавились новые неприятности.

Перво-наперво пропал дядин нож. Ростислав с таким трудом отыскал его после смерти отца. А дней пять назад нож пропал снова. Его не оказалось в ящике стола, не было его и на полке за книгами. Пархомцев перевернул в квартире каждую вещь, не пропустил ни одного угла, но пропажа не обнаружилась. Если предположить, что нож украли, тогда непонятно — кто? Не станешь же заявлять в отделение. Нож, тем более охотничий, является холодным оружием. В данном случае — не зарегистрированным. Объясняй потом. Хорошо, коли обойдется внушением. А то могут и штраф припаять.

Отчаявшись в поисках, он перебрал в уме всех, кто приходил, к нему за прошлую неделю. Удивительно, но за эту неделю никто из знакомых его не навещал. Ничего нового не сообщила ему соседка. В его отсутствие приходил только один человек, какой-то молодой парень. Нет. Ей он не знаком. Но, судя по всему, этот парень — заочник. Так ей показалось. «Забавный такой парень».

Незнакомый молодой человек долго стучал в дверь учительской квартиры, пока соседка не крикнула ему, что Ростислав уехал в район и вернется не раньше вторника.

Неприятной получилась та поездка. Знать наперед, так не поехал бы. Но директриса ка-те-го-ри-чес-ки настаивала. А ерунда! Уж от нее он мог бы отговориться. Например недомоганием: март — время повального гриппа. И уж вовсе ни к чему было заводить спор с наробразовским костюмом, который заполнял собою крошечный кабинет и готов был разойтись по швам от негодования. Действительно: «на грош амуниции, на рубль амбиции». Чем меньше кабинет, тем плешивее и спесивей начальство, сидящее в нем.

Ростислав ничуть не сомневался, что побывавший недавно в школе инспектор успел накляузничать. Ибо сказано: «... плюс фискализация всей страны». Впрочем Пархомцев сам хорош: нужно было ему дразнить гусей. За версту видно было, что инспектор — злой дурак, что он ни единого дня не работал в школе. Недаром шутят: «Не можешь работать учителем, значит будешь инспектором». Сколько их — инспектирующих? Обремененных дорогими портфелями натуральней кожи? Несть надзирающим числа!

Кабинетный костюм имел апломб. Он не говорил, а изрекал, по-плотницки отрубая слово:

— Вы, Пархомцев. Не уполномочены. Говорить. От имени. Коллектива. Да! Вы — не коллектив! И не вам. Предоставлено. Право. Вносить изменения. В программы. Среднего. Учебного. Заведения.

«Да, мы — не милостью божьей», — устало мелькнуло в голове педагога. Вслух же он сказал:

— Извините! Я — не коллектив, он — не коллектив, мы — не коллектив. Каждый в отдельности и группами — все не коллектив. Коллектив — это когда все вместе, большой толпой? Эфемерида какая-то получается. Что? На собственное мнение мы не горазды?

Костюм затвердел:

— Собственное. Незрелое мнение. Можете. Держать. При себе! Если оно. Противоречит. Официально. Утвержденной. Программе. Утвержденной. Министерством. Просвещения!

«Во-во! Горшки ночные обжигают только боги».

А костюм по-прежнему «колол дрова»:

— Вы. Пока еще. Советский. Педагог. И все. Эти ваши. Прения. С руководством. Педагогического. Коллектива...

Услышав это, Пархомцев наконец-то осознал: «Ах, уважаемая и обаятельная, товарищ директриса! Ваших ручек шариковых дело. Так вот где зарыта моя собака...»

— ...Коллектива. Носят. Демагогический. Склочный. Характер. Не туда. Идете. Не надо! Брать. На себя. Так много.

Следом снисходительно:

— Вы работаете. В советской. Школе. И будьте добры. Прислушаться. К. Рекомендациям. Минпроса. К. Советам. Старших. Товарищей!

Гипсовая жесткость костюмной тройки стала настолько явственной; что слышалось потрескивание ломающегося каменного панциря на сгибах монументально движущихся в пространстве рукавов. Ощущался шорох мелкой крошки, осыпающейся при этом, густо пачкающей линолеум пола. Воздух наполнялся мелкой покалывающей бронхи пылью. Раздосадованный улыбкой посетителя, голос стал лить свинец:

— Несмотря на. Отдельные трудности, У нас одна из. Лучших! В мире! Система. Образования. — «У нас», — прозвучало должным образом: именно — у нас, но не у вас.

Система, о которой оглашал пространство монументальный костюм, представлялась Ростиславу зрительно. Это было что-то вроде железобетонного привокзального туалета, на гусеницах, с парой подслеповатых окошечек наверху, голыми дверными проемами и огромными кричаще-мрачными буквами «М» и «Ж» на фасаде. Буквы то и дело забеливаются меняются местами. Отчего мятущийся клиент путается. Лезет не туда, куда ему положено природой и соответствующим анкетным пунктом, который определяет некоторые особенности строения, организма. В дверные проемы видны задумчиво-важные лики и напряженные торсы исполняющих потребности, углядывается часть стен, любительски оформленных под «Окна РОСТА», но с более приземленным содержанием. Нет на виду лишь срама сидящих, так как посетители подобных общеполезных мест «срама не имут».

Движется такая система по стране, оставляя позади загаженную, исковерканную гусеницами землю...

Из глубокой задумчивости Пархомцева вывел скрип костюмных суставов:

— Лозунг: «Нет плохих. Учеников. Есть. Плохие! Учителя!» Выдвинут. Самой. Жизнью. Всем. Советским! Народом... И никакая перестройка. Его. Не. Отменила.

«Вот пошло иезуитство!» — задохнулся Ростислав от возмущения. «Конечным результатом» в педработе можно «зарезать» любого неугодного. Сами чиновники за работу «на конечный результат» спокойны. Их «конечный результат» — бумага. То-то они ее наворачивают!

Любопытная метаморфоза происходит в стране с «конечным результатом». «Результат» есть, продукта не имеется. Как ни горько, но совершенно прав в желчной ярости своей Мих-Мих...

Мих-Мих, приятель Ростислава, каждое лето наезжал в здешние места на отдых. Если можно назвать отдыхом карабканье по скалам с тяжелым грузом на спине. Мих-Мих считал себя живописцем, отчего всюду таскал за собой громоздкий мольберт.

По мнению Пархомцева, Мих-Мих не был художником. Ну можно ли считать картиной то, где изображение человеческого лица служило скорее подспорьем для доказательств знаменитой теоремы о «пифагоровых штанах». Вот с пейзажем у приятеля дела обстояли... еще хуже. Зато спорщиком он являлся отчаянным.