Нил Шустерман - Разделенные

Он не смотрит ей в глаза.

– Нечестный прием.

Роберта вздыхает. Глаза Кама устремлены на прозрачную трубку: кап-кап-кап – безжалостно капает питательный раствор, поддерживающий в нем жизненные силы. Кам голоден. Голод мучает его уже очень долго. Пусть мучает. Он все равно не собирается есть. К чему цепляться за жизнь, если даже неизвестно, живой ты или нет?

– Не надо было созывать пресс-конференцию, – признает Роберта. – Мы поспешили – ты еще не был готов. Но я учла все наши ошибки и выработала стратегию. В следующий раз, когда ты предстанешь перед публикой, все пойдет совсем по-другому.

Только сейчас он поднимает на нее глаза.

– Не будет никакого «следующего раза».

Роберта едва заметно улыбается.

– Ага! Значит, ты все же в состоянии произнести осмысленную фразу.

Кам ерзает и снова отводит взгляд.

– Конечно. Просто не хочу.

В глазах у Роберты слезы. Она поглаживает Кама по руке.

– Ты хороший мальчик, Кам. Тонко чувствующий мальчик. Я прослежу, чтобы об этом не забывали. И еще: ты получишь все, что пожелаешь, все, в чем нуждаешься. Никто больше не будет заставлять тебя делать то, что тебе противно.

– Я не хочу встречаться с публикой.

– Захочешь, когда она будет на твоей стороне, – настаивает Роберта. – Захочешь, когда люди начнут драться за возможность одним глазком взглянуть на тебя. Нет, не как на нелепую диковинку, а как на звезду. Всеми признанную звезду. Ты должен показать миру, на что способен. А я знаю: способен ты на многое. – Наставница на секунду умолкает: ей нужно сказать ему нечто важное, к чему он наверняка еще не готов. – Я много размышляла об этом и пришла к выводу, что тебе нужен партнер – человек, с которым ты выходил бы на публику. Человек, который принял бы тебя таким, как ты есть, который настроил бы любопытство публики на позитивный лад и ослабил ее стремление к категоричным выводам.

Он поднимает на нее взгляд, но Роберта отвергает его мысль еще в не озвученном виде.

– Нет, я на эту роль не гожусь. На меня смотрят как на твою дрессировщицу. Не пойдет. Тебе нужна маленькая симпатичная планета, которая вращалась бы вокруг звезды.

Идея интригует Кама. Он вдруг осознаёт, что, помимо обычного, его терзает иной голод. Он жаждет общения, установления более тесных связей с людьми. С момента своего создания он не видел ни одного сверстника. Кам решил для себя: его возраст – шестнадцать лет, точнее все равно никто не скажет. Компаньон – рожденный, не созданный – стал бы весомым шагом навстречу истинной человечности. На этот раз Роберта не просчиталась: теперь у Кама есть стимул, чтобы жить. И он снова тянется к канюле на руке.

– Кам, не надо, – просит Роберта. – Пожалуйста, не надо!

– Не волнуйся.

Кам отсоединяет иглу и встает с постели, впервые за несколько недель. Суставы болят почти так же, как швы. Он подходит к окну и выглядывает наружу. До этого момента он не задумывался, какое сейчас время дня. Оказывается, сумерки. На горизонте висит облачко, за которым прячется заходящее солнце. Море блестит и искрится, небо сияет разноцветьем. Права ли Роберта? Имеет ли он, Кам, такое же право на этот мир, как и любой другой человек? Дано ли ему большее?

– Самостоятельность, – объявляет он. – Отныне я буду решать сам за себя.

– Конечно-конечно, – соглашается Роберта. – А я всегда буду рядом – чтобы подать совет…

– Совет, не приказ. Хватит меня контролировать. Я сам буду определять, что мне делать и когда. И еще: я сам выберу себе компаньона.

Роберта склоняет голову.

– Твое право.

– Хорошо. Я голоден. Скажи, чтобы подали бифштекс. – Подумав, он изменяет решение: – Нет… пусть принесут омара.

– Ради тебя – все что угодно, Кам!

Роберта вылетает из комнаты, спеша исполнить его просьбу.

Риса просыпается среди ночи – ее будит топот. Кто-то поднимается по пандусу «Дос-Мака». Она надеется, что это пришли к кому-то другому, но ночные визиты всегда бывают по ее душу. Глухой ночью сюда заявляются только те, кому нужны услуги Рисы в качестве доктора. Значит, что-то стряслось.

Штора отодвигается и в отсек влетает Киана.

– Риса, там, в больнице, пара ребят… Дело плохо. Очень плохо.

Шестнадцатилетняя Киана, ночная дежурная в медицинском самолете, любит все драматизировать и вечно делает из мухи слона. Ее «вычистили» из семьи медиков, поэтому Киана из кожи вон лезет, чтобы доказать, какой она хороший врач. Она всегда раздувает масштабы несчастья, чтобы все ахнули, когда она с ним справится. Но раз Киана ворвалась к Рисе вместо того, чтобы решить проблему самостоятельно и присвоить всю причитающуюся славу, значит, ситуация и впрямь серьезная.

– Парни возились с турбиной, – рассказывает Киана, – а двигатель возьми да и сорвись…

Риса подтягивается на руках и пересаживается из постели в кресло.

– Что на них нашло – возиться с двигателем посреди ночи?

– Не знаю, думаю, они на спор.

– Придурки.

Половина травм, которые Рисе приходится лечить, случаются либо по глупости, либо из-за желания показать себя. Она часто задумывается: тяга к саморазрушению присуща только Уцелевшим или и остальным людям тоже?

Прибыв в медицинский самолет, Риса обнаруживает весь отряд медиков в полном составе – и тех, кто был на дежурстве, и тех, кто отдыхал. Только двое из них – ребята повзрослее, оставшиеся на Кладбище после того, как им исполнилось семнадцать. Остальные – желторотики, только-только научившиеся лечить мелкие ссадины и ушибы. Вид крови Рису больше не пугает. Ее страшит другое – недостаток знаний. Едва поднявшись на самолет, девушка понимает, что этот случай ей не по зубам.

В углу сидит мальчишка с искаженным от боли лицом и стонет: он вывихнул плечо, но на него почти не обращают внимания, потому что состояние второго пациента, лежащего на столе, в сто раз хуже. В боку у него зияет огромная рваная рана, из которой торчит ребро. Парнишка воет и корчится. Несколько ребят лихорадочно пытаются остановить кровотечение, изо всех сил надавливая на основные артерии, а один из помощников Рисы дрожащими руками наполняет шприц.

– Лидокаин или эпинефрин? – спрашивает Риса.

– Лидокаин? – лепечет тот вопросительно.

– Так, я сама этим займусь. У нас есть готовые инжекторы с эпинефрином.

Помощник смотрит на Рису так, будто его застали в школьном коридоре, когда он собирался улизнуть с уроков.

– Адреналин! – втолковывает она. – Эпинефрин то же самое, что адреналин.

– Ох, точно! Сейчас принесу!

Риса пытается предельно сузить поле своего внимания, чтобы общая страшная картина не выбила из колеи. Она делает раненому первый укол, обезболивающий.

– Врачу звонили?

– Да, уже три раза! – откликается Киана.