Нил Шустерман - Разделенные

– Это ужасно. Прости меня.

– Это же не твоя вина.

Риса не смотрит на Кама, и ему кажется, что она все же обвиняет его. Словно само его существование делает его виновным.

– Я такой, какой есть, и ничего с этим поделать не могу, – шепчет он.

– Я понимаю… Но сегодня ты показал, что способен подняться над тем, кто ты есть.

Она наклоняется и целует его в щеку. У него такое чувство, будто все швы на его лице пронизывает электрический разряд. Риса поворачивается, чтобы уйти, но он не может отпустить ее. Он не отпустит ее, пока не скажет…

– Я люблю тебя, Риса.

Она оглядывается. Ей нечем ему ответить, кроме извиняющейся улыбки.

– Прощай, Кам.

И в следующую секунду она исчезает.

И только после ее ухода его переполняет ярость. Это не просто всплеск, это целое извержение, которому нужно дать выход. Кам хватает стул и швыряет его в зеркало. Фонтан осколков. Кам молотит о стены все, что попадается под руку, и останавливается только, когда в комнату влетают охранники. Они набрасываются на юношу втроем, но он все равно сильнее. Ведь в нем живут лучшие из лучших; каждый его мускул, каждая группа мышц, каждый нервный узел – все совершенно, все великолепно. Он стряхивает с себя нападающих и стремглав мчится по запасной лестнице. Влетает в лимузин, где его ждет Роберта.

– Ну что ты так долго?!

– Одиночество, – отвечает он. – Хотелось побыть наедине с собой.

– Ничего, Кам, ничего, – говорит она и велит шоферу ехать. – Мы справимся.

– Конечно.

Но свои истинные замыслы он хранит при себе. Кам никогда не смирится с уходом Рисы. Он не позволит ей исчезнуть из его жизни. Он сделает все, чтобы добиться ее, вернуть, удержать при себе. У него на вооружении все ресурсы, которыми располагает Роберта, и он всегда получает то, чего хочет. Он не остановится ни перед чем.

В паузах между телефонными звонками Роберта одобряюще ему улыбается. Кам улыбается в ответ. Пока что для вида он станет играть в ее игру. Он будет послушным «сборным мальчиком», но начиная с этого момента у него своя, тайная программа. Он претворит в жизнь мечту Рисы и в клочья разнесет «Граждан за прогресс».

Тогда Рисе придется полюбить его.

В Калифорнии, к югу от мишурного блеска Голливуда и к востоку от обширных предместий Сан-Диего, раскинулось большое озеро, забытое и нелюбимое, как сирота из государственного приюта или подкидыш, направленный в заготовительный лагерь. Сотни тысяч лет назад здесь была северная оконечность Калифорнийского залива – разумеется задолго до того, как этот залив получил название. Но сейчас осталось лишь большое соленое озеро, которое постепенно сдает позиции пустыне. Для позвоночных оно слишком соленое – рыба в нем давно вымерла, вместо гальки берега покрыты искрошенными рыбьими костями.

За десять минут до полуночи к поверхности озера Солтон-Си приближается самолет, когда-то объявленный мечтой авиаторов (потом у авиаторов появились мечты поновее). Его пилотирует молодой военный летчик, у которого самоуверенности больше, чем опыта. Над окрестными горами лайнер пролетает на критической высоте и собирается совершить то, что авиаторы называют «приземление на воду».

Оно проходит не очень удачно.

У них нет ни привязных ремней, ни сидений. Никакой опоры, столь необходимой во время аварийной посадки.

– Сцепитесь локтями и ногами! – советует Старки детям. – Станем друг другу привязными ремнями.

Подкидыши послушно сбиваются в клубок. С пола они не могут выглянуть в иллюминатор и узнать, сколько осталось до поверхности озера. Но тут из интеркома раздается голос Трейса:

– Осталось секунд двадцать.

Угол наклона корпуса меняется – Трейс приподнимает нос самолета.

– Ну, скоро отмучаемся, – говорит Старки и снова осознает, что эти слова часто говорят умирающим.

Он мысленно отсчитывает последние двадцать секунд, но ничего не происходит. Слишком быстро считал? Или Трейс ошибся? Если и вправду прошло всего двадцать секунд, то это самые долгие двадцать секунд его жизни. Тут, наконец, свершается: удар, встряска и… тишина.

– Что, это все? – спрашивает кто-то. – Все кончилось?

Затем вторая встряска, и еще одна, и еще, интервалы между ними становятся короче. Да ведь самолет прыгает, как камешек по воде! – соображает Старки. На пятом прыжке крыло окунается в воду, машина кренится, и наступает конец света. «Дримлайнер» кувыркается, словно крутит колесо по безжалостной поверхности озера.

Внутри самолета группа детей отрывается от пола, центробежная сила делит ее на две части и отбрасывает в противоположные концы салона. То, что детвора сцепилась вместе, фактически, спасает жизнь многим – тела товарищей смягчают удары, но тем, кто оказался с краю, везет меньше. Многие из них расстаются с жизнью, разбившись о твердые поверхности «Дримлайнера».

Багажные ящики под потолком распахиваются, и сваленное в них оружие летает по салону. Пистолеты и автоматы, гранаты и винтовки превращаются в смертоносные снаряды и собирают свой урожай жертв.

Старки, застрявший в переднем клубке тел, ударяется головой о какой-то твердый выступ; лоб прорезает кровавая полоса, но это пустяки по сравнению с нестерпимой болью в размозженной руке.

Наконец кувырканье прекращается. Теперь слышны лишь крики и стоны детворы – сущая тишина после грохота и треска крушения. И тут где-то ближе к заднему концу салона гремит взрыв: у одной из гранат выпала чека. В образовавшуюся в борту дыру хлещет вода. Электричество вырубается, и самолет погружается во мрак.

– Эй, сюда! – вопит Бэм. Она дергает за длинную рукоятку и открывает передний левый люк самолета. Автоматически открепляется и надувается спасательный плот, затем он падает в воду, а вслед за ним выпрыгивает Бэм, на прощание проорав: «Сайонара!»

Все инстинкты Старки требуют убраться из тонущего самолета, но… Если он хочет, чтобы на него смотрели как на покровителя и спасителя подкидышей, нужно спасать на деле, а не только на словах. Он ждет, подгоняя детей к двери, и те видят, что он не стремится первым уйти от опасности. Впрочем, последним он тоже быть не намерен.