Нил Шустерман - Разделенные

– Ложись, дорогуша, отдохни. Тебе беспокоиться не о чем. Пиратам теперь до тебя не добраться.

Но Мираколина сидит, ей не хочется впасть в посттранквилизаторный ступор. Что-то тут не так. Она ведь кандидат на разборку с мутной историей. Она, конечно, уготованная в жертву, но инспекторы подозрительно милы с ней. С детьми, которым в скором времени предстоит разборка, не любезничают. Как этот, на переднем сиденье, выразился: кандидаты на разборку – нули без палочки. А нулей без палочки дорогушами не зовут.

Машина подъезжает к местному управлению Инспекции по делам несовершеннолетних, и Мираколина все больше недоумевает.

– Я должна была отправиться в заготовительный лагерь «Лесная Лощина», – обращается она к копам. – Вы пошлете меня туда или в Аризону?

– Ни туда и ни туда, – отвечает водитель.

– Как это?

Он паркует машину и поворачивается к Мираколине.

– Насколько мне известно, твои родители так и не подписали ордер на разборку.

Мираколина теряет дар речи.

«Они его так и не подписали!» Мираколина вспоминает, что мама с папой говорили об этом, когда она стояла у двери. Тогда она заявила, что делает собственный выбор и пойдет в этот фургон, хотят они того или не хотят.

– Даже если бы ты и добралась до «Лесной Лощины», тебя попросту отослали бы домой, проверив сопроводительные документы. Без ордера никого не разбирают.

Осознав иронию происходящего, Мираколина не может удержаться от горького смеха. Она так боролась за то, чтобы принести себя в жертву, а теперь оказалось, что это с самого начала было невозможно! Мираколина рада бы рассердиться, но разве она вправе осуждать своих родителей за любовь? За то, что они не хотят ее отпустить? «Интересно, как повернулось бы все, знай я об этом? – думает девочка. – Отправилась бы со Львом на запад после того, как они сбежали от Нельсона? Дала бы ему, Льву, свое искреннее прощение, в котором он так отчаянно нуждался?»

Она сама удивляется, осознав, что нет.

Если бы Мираколина знала, что ей не суждено принести себя в жертву, то, позвонив тогда родителям по телефону, она бы не просто дала им знать, что жива, – она умоляла бы их приехать и забрать ее. И Лев отправился бы в свое странствие без нее, одинокий и непрощенный.

– Ох уж эти уготованные в жертву, – сочувственно говорит коп с пассажирского сиденья. – Если ты действительно так хочешь отправиться на разборку, то потолкуй об этом с родителями, когда вернешься домой.

И хотя это действительно то, чего она желает всей душой, ей, кажется, придется свыкнуться с разочарованием и остаться неразобранной.

– Спасибо, – говорит она. – Спасибо огромное!

Но благодарит она не копов.

Либо все на свете происходит с какой-то целью – либо вообще ни у чего никакой цели нет. Либо твоя жизнь – это нить в блистательном и прекрасном гобелене бытия, либо человечество – это безнадежно запутанный клубок. Мираколина всегда верила в гобелен и теперь благодарит жизнь за то, что смогла взглянуть на его самый потаенный уголок. Теперь она знает: уготованная в жертву Мираколина Розелли на самом деле стремилась оставить дом и семью не для того, чтобы принести себя в жертву и провести жизнь в состоянии распределенности. Этот порыв в нужное время направил ее в нужное место, чтобы она стала причастна к спасению души мальчика, который хотел себя взорвать.

Кто бы мог подумать, что целостная всеохватность ее прощения – более ценный дар миру, чем сотня частей ее тела?

Поэтому она вернется к своим плачущим от счастья родителям и станет жить той жизнью, о которой они мечтали для своей дочурки, – до тех пор, пока не обретет свою собственную мечту. У нее не было прощальной вечеринки, но сейчас, в эту самую минуту, Мираколина дает зарок устроить себе когда-нибудь потрясающий праздник. Может быть, когда ей исполнится шестнадцать. Она найдет Льва, в какой бы конец света ни занесла его судьба, и пригласит на этот праздник, и пусть он только попробует отказаться! А потом она, наконец, – так уж и быть! – потанцует с ним.

Насколько известно Хайдену, кроме них на Кладбище никого не осталось. Здесь, в «Ком-Боме», их пятнадцать, включая его самого. Все – его сотрудники, ребята из разных смен. Они доверяют ему как никому другому, и это поражает Хайдена. Он и понятия не имел, что пользуется таким уважением. Только одного парня не хватает, и это всем бросается в глаза. Еще до того как вырубилось электричество и отключились камеры, Хайден успел заметить Дживана, который с огромной охапкой оружия мчался к «Дримлайнеру» вместе с другими подкидышами.

В самом разгаре боя связь с Коннором оборвалась. Инспекторы заглушили все электрогенераторы, так что и «Ком-Бом», и все остальные самолеты погрузились в темноту.

К полуночи все было кончено. Через иллюминаторы «Ком-Бома» Хайден видел, как тяжелые фургоны, машина-таран, броневики и большинство автомобилей инспекторов отправились восвояси: миссия завершилась успехом.

Хайден лелеет надежду, что о них позабыли; что они посидят здесь еще несколько часов, затем выйдут на свободу. Но Инспекция оказалась смышленее, чем рассчитывал парень.

– Мы знаем, что вы там, – доносится голос из рупора. – Выходите, и мы обещаем: никто не пострадает.

– Что будем делать? – спрашивают ребята своего нового вожака.

– Ничего, – отвечает Хайден. – Мы не будем делать ничего.

Поскольку «Ком-Бом» был коммуникационным центром и мозгом Кладбища, это один из немногих самолетов, входные люки которого в полном порядке. К тому же открыть их можно только изнутри. Когда начался налет, Хайден заблокировал воздухонепроницаемые люки, и «Ком-Бом» превратился в автономную боевую единицу наподобие подводной лодки. Теперь все их средства защиты – полная изоляция да оставленный Коннором автомат. Хайден не знает даже, как из этой штуки стрелять.

– Ваше положение безнадежно, – вещает инспектор. – Вы только делаете себе хуже.

– Да ну? Неужели может быть что-то хуже разборки? – фыркает Лизбет.

Потом Тед, который с самого начала своей жизни на Кладбище ходил за Хайденом, как щенок на веревочке, говорит:

– Тебя не разберут, Хайден. Тебе уже семнадцать.

– Мелочи это все, мелочи, – бурчит тот. – Не морочь мне голову ненужными подробностями.

– Они пойдут на штурм! – предупреждает Насим. – Я видел такое по телику. Двери взорвут, напустят сюда газу, а потом спецназовцы вытащат нас отсюда как миленьких!

Остальные с беспокойством взирают на Хайдена и ждут, что он ответит.

– Спецназовцы уже убрались, – возражает командир. – Мы слишком мелкие сошки, чтобы нас штурмовать. Мы так, мусор после вечеринки. Уверен, здесь остались только глупые жирные инспекторы.