Нил Шустерман - Разделенные

Ребята открывают запасные выходы, ведущие на крылья, и второй люк, но только с левой стороны. Иллюминаторы справа лижет пламя: горит вылившееся топливо.

– Оружие! – кричит Старки. – Захватите оружие! Нам наверняка придется защищаться!

Дети хватают любое оказавшееся поблизости оружие, бросают его на плоты, потом выпрыгивают сами.

В свете пылающего снаружи огня Старки может рассмотреть почти весь салон, но лучше бы он не смотрел. Всюду мертвые. Всюду кровь, густая и липкая. Но живых больше, дети бегут и ползут к выходам. Старки тотчас принимает решение спасать только тех, кто способен справиться с бедой самостоятельно. Тяжелораненые – лишняя обуза.

Пол кренится все круче – хвост самолета погружается. Задняя часть салона уже полностью в воде, и ее уровень безжалостно ползет вверх. Вот и центральная переборка скоро окажется под водой. И тут до ушей Старки из передней части самолета доносится приглушенный голос:

– Помогите! Мне нужна помощь!

Старки пробирается к двери в кабину пилота и открывает ее. Лобового стекла нет; вся кабина – беспорядочное нагромождение разбитых приборов, выпавших дисплеев, всяческих осколков и оголенных проводов. Кресло пилота вдавлено в панель управления, Трейс застрял.

Что ставит Старки перед выбором.

– Старки! – с облегчением произносит Трейс. – Вытащи меня отсюда. Самому не получается.

– Да, это проблема, – признает Старки. Но разве это его проблема? Трейс был нужен, но теперь-то пилот им ни к чему. И разве не грозил этот самый Трейс разделаться с ним, Старки? Если летчик выживет, он будет представлять собой постоянную опасность. Смертельную опасность.

– У меня так и не хватило смелости провернуть фокус с побегом из-под воды, – говорит Старки. – Гудини погиб, выполняя его, но я уверен, для такого сильного спецназовца, это как два пальца.

Он выходит из кабины и закрывает за собой дверь.

– Старки! – кричит Трейс. – Будь ты проклят, сукин сын!

Но решение Старки окончательное, и он возвращается к главному люку. Приглушенный голос Трейса почти не слышен за гвалтом паникующих подкидышей. В салоне осталось около десятка человек – раненые, контуженные и те, кто боится прыгать в воду, потому что не умеет плавать.

– Что это за жуткая вонь? – ноет один из них. – Что там такое снаружи?

Он прав, озеро воняет, как ящик с тухлой рыбой, но это наименьшая из проблем. Вода уже захлестывает им ноги, пол накренился под углом градусов в тридцать.

Старки продирается к двери, расталкивая нерешительных детишек.

– Прыгайте или идите ко дну, другого выбора нет, а мне некогда возиться тут с вами, недотепами, – рычит Старки и бросается в зловонный рассол Солтон-Си.

На призывы Трейса о помощи никто не отвечает. В ярости и отчаянии он колотит по панели управления, пытается вырваться из кресла, но без толку. Он накрепко застрял в сложившейся гармошкой кабине. Даже такой сильный спецназовец, как он, ничего не сможет поделать. Трейс заставляет себя успокоиться и обдумать ситуацию. Единственные звуки, которые сейчас доносятся до его ушей – это затихающие стоны и вой раненых детишек, не способных самостоятельно выбраться из самолета, да безжалостный шум прибывающей воды. Трейс осознает, что шансов спастись у него нет. Старки позаботился об этом.

Вода прибывает в кабину через разбитые окна так быстро, что у Трейса нет даже времени приготовиться к смерти. Он до предела вытягивает шею, стараясь подольше держать голову над водой. Затем набирает полные легкие воздуха и задерживает дыхание – теперь он под водой. Внезапно кругом становится тихо, если не считать жалобного позвякивания металлических частей погибающего самолета.

Весь запас кислорода сожжен; и, покорившись судьбе, Трейс выдыхает в последний раз. Пузырь воздуха возносится в темноту; легкие пилота заполняются водой. Это такая жуткая боль, с ней не сравнится никакая другая, но Трейс знает: она продлится недолго. Проходят пять секунд. Десять. Несправедливость происходящего перестает волновать Трейса. Сознание его меркнет, и последнее, что он чувствует, – это надежда, что своим решением сражаться на стороне детей, а не на стороне инспекторов, он оплатил себе билет в лучший мир.

У воды вкус резины и гнили; она ни горячая, ни холодная, скорее тепловатая, как остывший чай. Самолет уже полностью скрылся под водой, оставив за собой лишь белый след бурлящих пузырьков посреди черного пятна вытекшего топлива, уже почти полностью сгоревшего. Старки озирается по сторонам – вот его подопечные: на плотах, в воде поблизости и в воде так далеко, что их даже не видно, слышны только вопли о помощи.

Всего в нескольких сотнях ярдов от них раскинулся пустынный берег. Трейс, мир душе его, к счастью, посадил самолет там, где берега огромного озера пустынны. Только местные жители наверняка видели крушение и явятся, подстегиваемые любопытством. Только лишнего внимания беглецам и не хватало! Надо убираться отсюда как можно скорее.

– Туда! – машет Старки в сторону берега и гребет здоровой рукой. Ребята на плотах орудуют маленькими веслами; те, что в воде, плывут, как могут, и через несколько минут все выбираются из отвратительной воды на рыхлый берег, покрытый крошевом рыбьих костей.

Старки поручает Бэм пересчитать подкидышей. Сто двадцать восемь. Сорок один человек – таковы их потери при аварии. Выжившие пытаются установить, кто именно погиб. Старки это злит. Если они будут торчать здесь и оплакивать мертвых, их всех повяжут. Будь он один, у него без сомнения хватило бы ума и сообразительности вывернуться из этой ситуации; значит, нужно применить свои способности для спасения всех.

– Быстро рвем когти! Некогда рассиживаться и слезы лить! Надо убираться отсюда, в темпе!

– И куда прикажешь идти? – спрашивает Бэм.

– Да куда угодно, лишь бы отсюда подальше!

Старки понимает: его долг указать этим детям путь и цель. Теперь, когда они вырвались за пределы загона, называемого Кладбищем, пришло время сменить приоритеты. Коннору, может, и хватало того, что его детишки живы и накормлены, но Старки этого мало. Под его руководством подкидыши превратятся в такую силу, что с ними придется считаться всем!

Он направляется к ребятам, в изнеможении валяющимся на берегу, и за шиворот поднимает их на ноги.

– Мотаем отсюда, живо! Отдохнем, когда окажемся в безопасности!

– А мы когда-нибудь окажемся в безопасности? – задает кто-то резонный вопрос. Старки и сам в это не верит, а потому оставляет вопрос без ответа. Ну да ничего. Они слишком долго наслаждались миром и покоем. Разнежились. Теперь опасность всюду, она научит вниманию и бдительности.