Филип Дик - Игроки с Титана (сборник)

После паузы миссис Эбендсен произнесла все тем же приятным голосом:

– Да, конечно, но… Скажите, а… у вас есть какая-нибудь особая причина для встречи с моим мужем? Видите ли, уже поздно, а мы рано ложимся спать. К тому же мой муж сейчас так занят…

– Я хочу с ним поговорить, – сказала Джулиана.

Собственный голос показался ей каким-то тусклым, деревянным. Разглядывая стену кабины, она не знала, что бы еще сказать. У нее ныло все тело, во рту пересохло. За стеклом кабины она видела аптекаря, взбивающего молочный коктейль для четырех подростков. Джулиане сразу захотелось туда: она едва реагировала на вопросы миссис Эбендсен. Скорее бы заказать что-нибудь освежающее – прохладительный напиток и к нему сэндвич с салатом и курицей.

– Готорн работает совершенно бессистемно, – звучал в трубке живой, звонкий голос миссис Эбендсен. – Насчет встречи я ничего не могу обещать – возможно, ему захочется проработать весь день напролет. Но если вы отдавали себе в этом отчет, когда отправлялись в путь…

– Да, – подтвердила Джулиана.

– Я уверена, он с радостью потолкует с вами, если выкроит несколько минут, – продолжала миссис Эбендсен.

– Я прочла его книгу, и мне очень понравилось, – сказала Джулиана. – Она у меня с собой.

– Понимаю, – произнесла миссис Эбендсен благожелательным тоном.

– Я много времени потратила в Денвере на магазины.

«Нет, – подумала Джулиана. – Надо не так. Совсем не так».

– Видите ли, приехать в Шайенн мне велел оракул.

Миссис Эбендсен ахнула.

– Я вам прочту. – Джулиана захватила оракул в кабину. Положив том на полку под аппаратом, она торопливо стала искать нужную страницу. – Секундочку.

Отыскав, она зачитала текст гексаграммы «Приумножение». Дойдя до верхнего яо, до предупреждения о несчастье, она услышала возглас на другом конце провода.

– Простите? – спросила Джулиана.

– Продолжайте, – произнесла миссис Эбендсен. Голос ее, как заметила Джулиана, зазвучал напряженнее, в нем появилась тревога.

Джулиана прочитала текст сорок третьей гексаграммы, об опасности, и умолкла. В трубке тоже молчали.

– Ну что ж, – наконец сказала миссис Эбендсен, – в таком случае завтра увидимся. Не могли бы вы представиться?

– Джулиана Фринк, – сказала Джулиана. – Большое спасибо, миссис Эбендсен.

Тут вмешалась телефонистка, возмущаясь, что время разговора давно истекло. Джулиана повесила трубку и, забрав кошелек и два тома оракула, побрела к буфетной стойке.

Заказав сэндвич с кока-колой и закурив сигарету, она с ужасом осознала, что ничего не сказала миссис Эбендсен об этом гестаповце, или эсэсовце, или кто он там – словом, о Джо Чиннаделле, которого она бросила в гостиничном номере.

«Забыла! – упрекнула она себя. – Напрочь вылетело из головы. Как это могло случиться? Должно быть, я спятила. Чокнутая дурища».

Она порылась в сумочке, ища мелочь для повторного звонка.

«Нет, – решила Джулиана и снова опустилась на стул. – Сегодня больше не буду звонить. Очень уж поздно. Я устала, да и они, наверное, уже спят. Будь что будет».

Она съела сэндвич, выпила кока-колу и отправилась в ближайший мотель, где сняла номер и заснула, едва добравшись до постели.

«Ответа не существует, – размышлял Нобусукэ Тагоми. – Нет понимания. Даже оракул ничего не дает. И все-таки я должен жить дальше. День за днем. Я буду продолжать, я буду находить смысл по крохам. Жить невидимкой. Жить – это главное. Пока не настанет тот час, когда…»

Он привычно попрощался с женой и вышел из дому. Но в этот раз не направился, как всегда по утрам в будни, к зданию «Ниппон таймс».

«Может, пора отдохнуть? Съездить к Золотым Воротам, там зоопарк, аквариум… Побывать среди живых существ, не умеющих думать, но все же способных радоваться?

Быть посему. Ехать на велорикше туда долго, хватит времени для проникновения в истину. Если можно так выразиться.

Но деревья и твари земные безлики. Мне же необходимо ухватиться за человеческую жизнь. Это превратит меня в малое дитя; возможно, так даже лучше. В моих силах получить от этого пользу».

Рикша давил на педали, веломобиль мчал по Керни-стрит к деловому центру Сан-Франциско.

«Не прокатиться ли по канатной дороге? – вдруг подумалось Тагоми. – Счастье в чистом виде, удовольствие, от которого слезы на глазах, – путешествие на транспортном средстве, чудом дотянувшем до наших дней, хотя ему полагалось бы исчезнуть еще в начале века».

Он отпустил велотакси и зашагал по пешеходной дорожке к ближайшей вышке.

«Быть может, – думал он, – я никогда не вернусь в здание “Ниппон таймс”, где остался запах смерти. Карьера окончена, но это не беда. Совет по делам Торговых миссий найдет мне замену. Но Тагоми все еще существует, ходит, помнит каждую мелочь. Значит, еще не конец.

В любом случае война – операция “Одуванчик” – всех нас сотрет с лица земли. Что бы мы ни предпринимали. Теперь наши враги – те, на чьей стороне мы сражались в последнюю войну. И какой нам от той бойни прок? Наверное, надо было драться не за, а против них. Или хотя бы способствовать поражению, помогая их врагам, Соединенным Штатам, Англии, России.

Но с какой стороны ни взгляни, все безнадежно.

Оракул полон тумана. Возможно, он уходит из мира людей, покидает его с печалью. Мудрые уходят…». [114]

«Мы вступаем в Момент, когда мы одиноки. И не можем, как раньше, получить помощь. Возможно, это тоже на пользу, – решил Тагоми. – Или из этого можно пользу извлечь. Человек должен искать свой Путь. Должен пытаться».

Он сел в вагончик канатной дороги на Калифорния-стрит, проехал до самого конца и даже помог развернуть пережиток старины на деревянном поворотном круге.

Вагончик, поскрипывая, повез его назад, Тагоми в задумчивости смотрел вниз. Из всех впечатлений от города это было для него самым ярким, но то – прежде; здесь же и сейчас душевная пустота ощущалась еще резче, будучи усилена пустотой вокруг.

Разумеется, он поехал назад. Но…

«Это уже лишь формальность», – признался себе Тагоми, глядя на проплывающие внизу улицы, дома и вереницы машин и повозок.

Возле Стоктона он встал, чтобы выйти. Но у ступенек его остановил возглас кондуктора:

– Ваш портфель, сэр!

– Спасибо. – Тагоми взял портфель и вежливо поклонился.

Вагончик лязгнул и двинулся дальше.

В портфеле лежал бесценный коллекционный «кольт» сорок четвертого калибра. Теперь Тагоми не расставался с оружием, на случай если мстительные бандиты из СД захотят расквитаться с ним за смерть своих приятелей… всякое в жизни бывает. И все-таки Тагоми чувствовал, что это нарушение привычного течения жизни – какой бы ни была его подоплека – признак неврастении.