Филип Дик - Игроки с Титана (сборник)

«Я попал в твой силок, поговори же теперь со мной, – попросил он. – Хочу услышать твой голос, голос слепящего чистого белого света, который мы увидим только после смерти, если верить “Бардо Тходол”. [119]

Но я не хочу ждать смерти, не хочу ждать распада моего анимуса, [120]блуждающего в поисках нового материнского лона. Грозные и великодушные божества, мы будем обходить вас. И мягкий дымный свет. И совокупляющиеся пары. Все, кроме чистого белого света. Предстать перед ним я готов без страха. Я чувствую горячие ветры кармы. [121]Чувствую, как несут меня они. Но при этом остаюсь здесь, на месте. Меня хорошо учили. Я не стану хорониться от чистого белого света. Иначе рискую не выбраться из круга рождений и смертей, не познать никогда свободы, не избавиться от оков. Снова упадет на меня сеть майи, [122]и я…»

Свет исчез. Тень заслонила солнце.

Тагоми держал в руке всего лишь тусклый серебряный треугольник.

Он поднял глаза: возле скамейки, улыбаясь, стоял высокий полицейский в синей форме.

– Что? – растерянно спросил Тагоми.

– Да просто смотрю, как вы возитесь с игрушкой-головоломкой.

– Головоломка? – машинально повторил Тагоми. – Это не головоломка.

– Разве эта штучка не из тех, которые надо собирать и разбирать? У моего сынишки полно таких. Попадаются очень крепкие орешки.

Полицейский двинулся дальше.

«Ну вот, пропал мой шанс на нирвану, – рассердился Тагоми. – Этот белый варвар, этот недочеловек, этот неандерталец-янки решил, будто я забавляюсь детской цацкой!»

Поднявшись со скамьи, он сделал несколько неуверенных шагов.

«Возмутельные, непростительные страсти бушуют в моей груди. Надо успокоиться. Избавиться от недостойных меня плебейских, расистских, шовинистических мыслей. Двигайся, – внушал он себе. – Катарсис в движении».

Он пересек парк и вышел за ограду, на Керни-стрит.

«Такой шумный поток транспорта, и хоть бы одно велотакси, – думал Тагоми, стоя на краю тротуара. – Когда надо, его ни за что не поймаешь».

Он пошел вместе с толпой пешеходов, но вскоре замер, уставившись на чудовищную бесформенную громаду, нависавшую над крышами зданий.

– Что это? – повернулся он к прохожему, указывая на сооружение.

– Ужас, правда? Эмбаркадеро, многорядная автострада. Мало кто в восторге от этой уродины. Тут раньше были такие красивые места…

– Никогда ее не видел.

– Ваше счастье, – ухмыльнулся прохожий и пошел дальше.

«Безумный сон, – подумал Тагоми. – Надо проснуться. Куда подевались велотакси?»

Он пошел быстрее. Все вокруг имело серый, дымный, могильный оттенок. Блеклые дома и улицы, запах гари, неприятно-резкий темп движений вокруг. И ни одного велотакси. Только машины и автобусы. Автомобили, как огромные стенобитные машины, все незнакомых моделей. Он старался не замечать их – смотрел только вперед.

«Нарушение зрительного восприятия в обостренной форме. Утрачено чувство пространства – даже линия горизонта искажена, размыта. Это похоже на тяжелый астигматизм. Нужно передохнуть. Вот и закусочная. Сомнительная на вид, но все же…»

Тагоми распахнул деревянные створки дверей. Внутри одни белые, все пьют. Запах кофе. В углу надрывается музыкальный автомат. Тагоми поморщился и направился к грязной стойке. Все места заняты. Он громко попросил уступить место. Несколько посетителей оглянулись, но никто не шелохнулся!

– Я требую! – громко сказал Тагоми ближайшему белому. Нет, не сказал – крикнул в ухо.

Тот поставил чашку и посоветовал с усмешкой:

– Тодзё, ты б не нарывался. [123]

Тагоми огляделся: все смотрели на него с нескрываемой враждебностью. И никто не шевелился.

«Вселенная “Бардо Тходол”, – с горечью подумал Тагоми. – Жаркие ветры кармы, куда же вы меня занесли? Что означают видения? Сможет ли анимус выдержать это? Да, “Книга мертвых” предупреждает: после смерти ты будешь мельком замечать других людей, но все они покажутся врагами. Тебя ждет одиночество; никто не протянет руку помощи. Предстоят жуткие скитания – и царства возрожденных, страдающих и умирающих всегда охотно примут мятущийся, растерянный дух…»

Он поспешил выйти из закусочной. Дверь со скрипом затворилась за его спиной.

Тагоми снова стоял посреди тротуара.

«Где я? Вне своего мира, вне своего пространства и времени? Серебряный треугольник разрушил мою реальность. Меня сорвало с якоря и несет неизвестно куда… Это больше, чем я надеялся получить. Что ж, урок будет усвоен на всю жизнь. “Я” пытается спорить со своим восприятием – спрашивается, ради чего? Чтобы потеряться в неведомых мирах и блуждать, не имея вех и поводыря?

Это гипногогический делирий. [124]

Способность воспринимать окружающее уменьшилась до такой степени, что возникло сумеречное расстройство сознания. Мир воспринимается упрощенно, символически, архетипически. Реальное перемешивается с содержимым подсознания. Типичный гипнотический сомнамбулизм.

Надо прервать это жуткое витание среди теней, заново сфокусировать сознание и восстановить личность».

Он пошарил в карманах – серебряного треугольника не было! Остался в парке вместе с портфелем!

Катастрофа!

Охваченный страхом Тагоми бросился обратно по тротуару, свернул в парк. Сонные бездельники провожали его взглядами. Вот та скамейка, а на ней – портфель. Но не видать треугольника. Тагоми растерянно пошарил глазами вокруг. Вот он! Притаился в траве, там, куда его уронил хозяин, разозлившись на полицейского.

Тагоми уселся на скамейку, тяжело дыша после бега.

«Опять сосредоточиваемся на треугольнике, – сказал он себе, отдышавшись. – Ни на что не реагируем, считаем до десяти. Потом будоражащий возглас, “Erwache!”, [125]например. Все это дурацкий сон наяву, вроде фуги, [126]– подумал он. – Имитация самых порочных аспектов полового созревания вместо чистой и трезвой невинности подлинного детства. Впрочем, ничего другого я не заслуживаю. Ни Чилден, ни его художники тут ни при чем. Во всем виноват я сам, моя жадность. Нельзя заставить понимание прийти к тебе».

Он медленно сосчитал вслух до десяти и вскочил.

– Сгинь, морок! – воскликнул Тагоми.

«Исчезло ли наваждение? – Он огляделся. – Рассеянность, похоже, прошла. Никто не подумал о том, что меткое высказывание апостола Павла “видеть как бы сквозь тусклое стекло” [127]– это не метафора, а точный симптом нарушения зрения. Ведь мы действительно видим астигматически, в фундаментальном смысле. Наше пространство, наше время – суть творения нашей психики, и, когда они хоть на мгновение пошатнутся, это как острое расстройство вестибулярного аппарата. Мы внезапно кренимся, движения становятся разболтанными, исчезает чувство равновесия».

Тагоми уселся, спрятал серебряный треугольник в карман пальто, на колени положил портфель.