Эдуард Геворкян - Деревянные облака

– Какие требования? – спросил Кузьма.

– Сейчас узнаем! – Алан набрал код.

На терминале возникла девочка с голубыми глазами.

– Вы кто? – спросила она вместо приветствия.

– Послушай, девочка, – начал было Алан, но она его нетерпеливо перебила:

– Вы с Зеленой?

– Можно сказать, что так…

Но тут Алана отодвигает Кузьма и обрушивается на нее:

– Вот что, пигалица, ну-ка позови кого-нибудь из взрослых!

Девочка щурит глаза и поджимает губы.

– Теперь я знаю, что вы оттуда! – говорит она, а я вспоминаю, где ее видел.

Она учится в классе Валентины.

– Вы почему безобразничаете? – спрашивает Кузьма.

– Минутку, – деловито говорит голубоглазая, – сейчас мы все скажем…

Она исчезает, а на ее месте появляется… Арчи Драйден. Я подхожу к терминалу, он узнает меня, улыбается, но тут же становится серьезным, хмурится.

– Здравствуйте, дядя Арам!

– Здравствуй, Арчибальд! – отвечаю. – Во что играете?

Он смотрит поверх головы и торжественно вещает:

– Скажите Управителям, что мы требуем немедленно прекратить строительство фазоинвертора!

Алан чуть со стула не упал.

– Что вам сделал плохого фазоинвертор? – спросил он.

– Человечество не готово на равных встретиться и говорить с… другими, и поэтому…

– Кто тебе сказал такую глупость, мальчик?

Арчи надулся и сердито сказал:

– Вы передайте Управителям, а потом, потом…

– Вы уже остановили строительство, – вмешался Кузьма. – Что еще у вас? Все?

– Нет. Второе, мы требуем, чтобы мы управляли Марсом на равных правах с Зелен… с Землей.

– Кто же вас лишал такого права?

– Мы сами будем решать, что и где строить, кого принимать, вопрос об освоенцах должен решаться здесь, так будет справедливо.

– Кто это «вы» – ты и твои одноклассники?

– Нет, в первую очередь, конечно, взрослые. Но и мы должны принимать участие в обсуждении. Это тоже будет справедливо.

Два раза подряд он повторил – «справедливо». Как часто я слышал это слово в семейной жизни!

Я подсел ближе к терминалу и спросил у Арчи:

– Извини, я отвлеку тебя. Ты в этом году кончаешь школу?

Он настороженно кивнул.

– Как дела у отца?

– Хорошо.

– Слушай, а Митя Танеев у вас? Его отец беспокоится…

– Не беспокоится, – отвечает Арчи. – Митя пять минут назад говорил с отцом.

– Ну, прекрасно. Да, – начал я небрежно, несколько даже лениво, – если тебе не трудно, позови-ка тетю Валю.

И настороженно замираю.

– Зачем ее звать? – удивляется Арчи. – Она… – Осекается, смотрит виновато вбок и сквозь меня.

– Чего там, Валентина, – негромко говорит Кузьма, – стыдно учителю прятаться за спины учеников. Некрасиво!

– Вот ты и ошибаешься, Кузьма, – говорит Валентина, возникая на месте Арчи. – Я не прячусь. Просто не вмешиваюсь. Они достаточно умны, чтобы решать проблемы лучше нас.

– С каких пор захват атмосферного реактора стал предметом школьной программы? – спрашиваю я.

– А, здравствуй, Арам, – спокойно отвечает Валентина. – Может, ты объяснишь Кузьме, что учитель должен быть рядом с учениками всегда, и особенно в такой час?

– Попытаюсь. Но, может быть, ты объяснишь нам, чего добиваются твои подопечные и что означает безобразие с реактором?

Она несколько секунд оценивающе смотрит на меня, а мне хочется выть от обиды и кричать: «Обманули! Обманули-и-и-и!»

Но я подавил свой крик, а в глазах Валентины вспыхнул огонь, и она заговорила. Ее слова неслись все быстрее и быстрее, сливались в гул, вместе с тем я прекрасно различал и понимал все слова.

Говорила она о ненужности фазоинвертора, о чудовищной растрате сил и ресурсов, о напрасных жертвах во имя опасных, да, опасных идей контакта. Ничего хорошего контакт не принесет и принести не может, поскольку люди явно отстают в техническом развитии от тех, чей зонд был найден, а если бы не отставали, то нашли бы зонд землян в их мире, а чужой всегда остается чужим, даже если это и разум. И вообще любой контакт между разумами есть экспансия. Культурная, идеологическая, экономическая – не важно какая, но экспансия. Голый энтузиазм не окупит и миллионной затраты на звездную экспедицию, а потому если не ожидаются пряности, рабы, сырье или на худой конец новые территории для освоения, жизненное пространство, то никто не даст и ржавого болта на строительство корабля. А встреча разумов неизбежно кончится доминированием одного над другим, как бы это утешительно ни называли: сотрудничество, дружба и тому подобное.

Я хотел возразить, что она немного спутала эпохи, веков так на пять-шесть, если не больше, но остановить ее было невозможно. От чужого разума она перешла к чужакам на Марсе, и вновь я слышал об однородности здорового организма, о ненужности инородных тел, о необходимости строгого отбора приезжающих, а лучше всего вообще на несколько лет прекратить насыщение планеты плохо обученными людьми без квалификации.

О справедливости она говорила, о том, что Марс должен решать свои дела сам и выбирать Управителей сам по своим критериям. В первую очередь они снимут возрастной ценз, и молодые наконец получат свой голос в управлении. Она рассказала о планетарной программе, разработанной здесь, на Красной. Да, все люди – одна семья, говорила она, но нельзя же вечно жить в коммунальной квартире. И разве не будет лучше, если каждый член семьи будет иметь свой дом и будет хозяином своего дома, разве не возрастет уважение друг к другу…

– Да кто же вас не уважает? – спросил Кузьма.

Она холодно посмотрела на него и заявила, что сейчас они будут не просить, а требовать. Для начала – автономию. Если Земля собирается вступать в сомнительные контакты невесть с кем, на то ее воля. Но здесь, на Красной, будет оплот человека и человеческого. Это план на завтра. Что же касается сегодняшних забот, то они ликвидируют позорную систему стратификации, построенную на более чем сомнительных тестах. Долой расслоение школ, деление учеников на лучших и худших. Равные права и равные возможности для всех без исключения. Слабые только подтянутся среди сильных, а сильные помогут слабым. Но здесь не будет сильных и слабых. Все будут равны, потому что каждый найдет себе дело по душе, и каждый получит естественное воспитание. Он будет сыном, а не пасынком природы…

– Знакомые песни, – прошептал за спиной Алан. – Пусть мне натрут уши песком, если здесь не гуляли экологисты.

Я ничего ему не сказал, а Валентина тем временем, глядя расширенными глазами перед собой, говорила, говорила. Она обращалась к нам, к нашему здравому смыслу, призывала внимательно всмотреться в холодный рациональный быт, ужаснуться ему. Тут словно впервые увидела меня, улыбнулась и продолжала не звенящим от напряжения, а ласковым, мягким голосом: