Ольга Онойко - Море имен

Ясень сидел на старом, выцветшем до серого цвета диване бабы Зури – диван этот давно выбросили, теперь вместо него была тахта, – а баба Зуря стояла у стены, скрестив на груди руки, донельзя довольная сыном. Темно-вишневая гитара гремела в Ясеневых руках, сам он улыбался во весь рот и пел-кричал слова с таким вкусом, что невозможно было не подпевать.

– Не летай низко! – шепотом повторил Иней. Он пожирал отца глазами и даже разрумянился чуть-чуть.

Алей отвел взгляд. Томило в груди. «Папа не летал низко, – в тоске подумал он, откидываясь на подголовник кресла: люстра на потолке была старая-старая, та же, что на записи. – Папа не жил тихо. Папа… если бы ты был жив».

Гулко загремел дверной звонок.

Осень переступила порог.

На ней был светлый деловой костюм, в золотых волосах запутались искры, и в темной прихожей как будто стало светлее.

– Привет, Алик, – сказала она. – Извини, что не позвонила, у меня телефон разбился. Прямо в сумке, кажется, в метро о поручень. Придется новый покупать.

– Привет, – туповато ответил Алей.

Он умудрился совершенно о ней забыть.

Из комнаты вышел Иней.

– Привет, – Осень улыбнулась ему, глянув мимо Алеева плеча. – Алик, это кто?

– Это брат мой, Иней.

– Иней? Вы очень похожи.

Алей медленно обернулся. Иней стоял посреди коридора, глядя на Осень безо всякого выражения, как маленький робот. Алей пробормотал:

– Инь, это Сеня, Осень. Мы работаем вместе. Вот, она в гости пришла… мы давно договорились.

Иней молчал.

Алей задержал дыхание, как перед прыжком в воду.

– Осень, – тихо сказал он, – пойдем выйдем, мне тебе кое-что сказать надо, – и добавил громче: – Иня, я щас приду!

…не получилось.

– Ладно, – сказал Иней равнодушно и чуть грубовато, – я пошел, – влез в расшнурованные ботинки и рывком поднял с пола рюкзак.

Ни на кого не глядя он вывалился в открытую дверь, задев Осень плечом, и скрылся на лестнице, не обернувшись.

Алей беспомощно смотрел ему вслед. Потом закрыл глаза и прислонился спиной к стене.

– Что-то случилось? – Осень коснулась его руки.

– Беда, – Алей вздохнул, не открывая глаз. – Брат… С отчимом поссорился.

– Это нормально, – Осень легонько сжала его пальцы. – Твоя мама не так давно вышла замуж?

– Полгода.

– Ему тяжело. Он уже совсем большой, привык жить втроем с вами.

Осень мягко переступила с ноги на ногу, выскальзывая из туфель, и стала ниже Алея. Тот обнял ее.

– Ты грустишь, – утвердительно сказала Осень.

– Да.

– Что мне лучше сделать сейчас? Уйти, отвлечь тебя, утешить? Но я плохо умею утешать.

Сейчас, говоря о чувствах, она как никогда походила на компьютер… Алей понимал, что ее слова искренни. Он вздохнул, зарываясь лицом в ее мягкие благоуханные волосы.

– Только уходить не надо, – сказал он. – Пойдем лучше поужинаем. Я думал романтический ужин устроить, даже свечи купил…

– Подожди со свечами.

Осень взяла Алея за плечи и медленно, легко поцеловала. Руки ее пробрались к его затылку, стянули резинку, скреплявшую хвост. Осень расчесала пальцами Алееву гриву и отступила на шаг, любуясь.

– Так мне нравится больше, – сказала она.

Алей усмехнулся.

– Я похож на парня из мультика?

– Да, – Осень, не глядя, заперла входную дверь. – Из моего любимого мультика. У него тоже был маленький брат с трудным характером.

– У Иньки не трудный!.. тьфу ты, и правда, трудный…

– Не переживай. Это нормально.

– Переживать – это тоже нормально, Сень.

– Ты прав.

– Ничего у меня не получилось, – тоскливо сказал Алей, уставившись в потолок. – Он ко мне пришел за поддержкой. К старшему брату. А я хреновый брат. Все… провалил.

– Прекрати. Он сам ушел. Вам обоим нужно успокоиться. Тогда вы еще раз подумаете и все решите правильно. Так?

Алей тяжело вздохнул и сдался. С Осенью трудно было спорить.

– Так.

Она кивнула, улыбнулась краешками губ и притянула его к себе. Алей прикоснулся щекой к ее бархатистой щеке и застыл так. Близость Осени успокаивала. Мысли прояснились, по телу разлилось тепло. Алей смежил веки.

– Пойдем в комнату, – сказала Осень ему на ухо, – не в коридоре же стоять.

Монитор уже запустил заставку: на нем крутился, шевеля бахромой, точно щупальцами, логотип операционной системы. «Четыре цвета, – мелькнула смутная мысль, – четыре стихии…», – но Алей успел забыть, с чем они связаны, а вспоминать было не с руки.

Осень откинулась на спинку дивана, улыбнулась мягко и загадочно, вытянула длинные ноги. Узкая кисть правой руки живописно легла на подлокотник, а левой Осень поманила Алея к себе. Тот уселся на ковер у ее ног, чуть сбоку, и положил ей голову на колени.

– Хочешь апельсинчик? – пробормотал он.

Осень наклонилась и поцеловала его в макушку.

– Не надо меня кормить, я уже накормилась.

– Я же знаю, что ты забываешь.

– Заботливый, – она погладила его по голове. Алей поймал ее руку и поцеловал пальцы. Рукав блузки пах причудливыми благовониями. Алей прижал ладонь Осени к своей щеке и закрыл глаза.

– Осень, – спросил он полушутливо, – скажи честно: что ты во мне нашла?

– Ты очень красивый. Только очень тощий.

Алей скис.

– Ну вот, – проворчал он. – Приласкали.

– Ты же знаешь, – сказала Осень, – я плохо умею это делать. Извини.

– Ладно уж, – Алей поднялся, навис над нею, упершись коленом в сиденье, и поцеловал ее, придержав затылок ладонью. Губы у Осени были упругие, в меру влажные, в меру теплые – безупречные губы… Красивые, ловкие руки Осени огладили Алеевы плечи и грудь, расстегнули несколько пуговиц на черной рубашке, взялись за черный кожаный ремень с серебряной пряжкой.

– Ужасно тощий, – повторила Осень со странным выражением; вероятно, это была насмешка, – но тебя это даже красит.

– А ты, – неловко ответил Алей, – ты – идеальная.

– Я знаю, – сказала Осень. – Меня отрисовал отличный дизайнер, – и улыбнулась ошалевшему Алею, – шучу. Иди ко мне.

Алей сполз на пол, сел на подогнутые ноги. Осень, взглянув на него сверху вниз, медленно провела языком по губам и наклонилась. Алей осторожно снял с нее блузку, поцеловал ровные, точно из мрамора выточенные ключицы. Ее грудь мерно вздымалась… Алей погладил ее круглые колени и поцеловал левое сквозь гладкий нейлон, медленно сдвигая вверх подол юбки. На Осени были чулки с поясом и кружевное белье. Белые бедра, сжатые юбкой, манили.

– Подожди, – сказала она внезапно.

– Что?.. – Алей оторвался от нее, поднял голову, в тревоге гадая, не сделал ли чего неугодного или неправильного.

Но Осень улыбалась – особенной, мягкой улыбкой. Таким ее лицо было возле Старицы. Алею вспомнился рейд: калейдоскоп ярких вспышек пронесся перед внутренним взором.