Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

– Будто земля горит на глазах, – проговорил профессор, отрешенно глядя в огонь.

От костра пахнуло горящим мусором, однако поднявшийся ветерок подхватил, унес вонючий торфяной дым прочь. Гладь бухты подернулась легкой рябью. Пару секунд погрев у огня ладони, министр указала в сторону берега.

– Трудно поверить, что они никогда не бывали здесь.

– Трудно, – согласился профессор. – На вид – совсем как поселение викингов, в этом ему отказать невозможно.

– «Ему»? – переспросила министр.

– Ах да. Понимаю. Вся эта история поневоле внушает образ некоего человека, в двадцатые и тридцатые годы девятнадцатого века объехавшего полмира – Норвегия, Исландия, Канада, Новая Англия, Рим, Стокгольм, Дания, Гренландия… весь север Атлантики исколесившего, оставившего в земле такое множество «следов»… Просто невероятно.

Покачав головой, профессор вынул бутылку и налил себе еще коньяку. Следовало признать, опьянел он уже изрядно.

– И ведь как много составляющих этой мистификации оказались спрятаны самым надежным образом! А мы наверняка разыскали далеко не все. Здесь, среди мусора, нашлись два масляных ореха, но масляный орех растет только южнее Святого Лаврентия, и как знать, вдруг это намек, указание на еще одно поселение в тех краях? Тем более там в самом деле растет виноград, что объясняет происхождение названия «Винланд». Честно признаться, чем больше я узнаю об этом фальсификаторе, тем тверже верю в существование других «поселений». Вот, например, та самая башня в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Разумеется, фальсификатор ее не строил, так как она известна с семнадцатого столетия, но стоило поработать там как-нибудь ночью, в начале столетия девятнадцатого… Что угодно поставить готов: если раскопать ее целиком, несколько скандинавских артефактов найдется и там.

– Захороненные так, что не придерешься, – добавила министр.

– Именно, – согласно кивнул профессор. – Или взять берега Лабрадора, а точнее – мыс Дикобраз, где мореплаватели, согласно сагам, чинили корабль. Там тоже непременно что-нибудь да отыщется. Сюрпризы повсюду, только и ждут, чтобы мы их нашли… или не нашли.

Министр взмахнула пластмассовой кружкой.

– Но уж это-то поселение – определенно венец его мастерства. Выстроить много таких он не мог.

– Да, и я того же мнения, – согласился профессор, надолго припав к кружке и облизнув онемевшие губы. – Разве что еще одно, схожее, в Нью-Брунсвике, но это только мои догадки. А Л’Анс-о-Медоуз, по всей видимости, одна из самых масштабных его затей.

– В те времена такими вещами увлекались многие, – вставил все тот же рабочий из волонтеров. – Атлантида, Лемурия, Му…

– Утоление тяги к неведомому, – поддержала его министр.

– Все это, по большей части, теософия, – проворчал профессор. – Здесь же дело совсем иное.

Волонтер отошел в сторонку. Профессор с министром умолкли, глядя в огонь.

– Вы абсолютно уверены? – негромко спросила министр.

Профессор кивнул.

– Руда, судя по примесным элементам, добыта на севере Квебека. Химические изменения торфа не те. Согласно данным радиометрического датирования, найденная здесь бронзовая заколка пролежала в земле куда меньший срок. Мелочи, мелочи, ничего очевидного на первый взгляд! Работал он с изумительной скрупулезностью, продумал все, что мог, и только о природу вещей споткнулся. Не более.

– Но скольких же это стоило сил! – напомнила министр. – Вот почему мне трудно поверить… И работал он наверняка не один. Закопать все необходимые предметы, возвести стены… к тому же, такую стройку определенно заметили бы!

Профессор, едва не поперхнувшись очередным глотком коньяка, закивал, сдавленно кашлянул раз-другой, с трудом отдышался, обвел все вокруг широким взмахом руки.

– Рыбацкая деревушка в километре к северу. Пансион первой половины девятнадцатого века. Бригада из десяти человек, снимавших комнаты на протяжении лета 1842-го. Счета оплачены неким мистером Карлссоном.

Министр подняла брови.

– Вот как?

Одна из аспиранток вынула из чехла гитару и заиграла. Другие студенты и волонтеры собрались вокруг.

– Стало быть, мистер Карлссон, – проговорила министр. – А еще где-нибудь он не засветился?

– В Бергене – некий профессор Охман. В Рейкьявике – некий доктор Берген. Изучали саги, как раз в те самые годы. Полагаю, все это – тоже он, но утверждать с уверенностью, разумеется, не могу.

– Что вам о нем известно?

– Ничего. Особого внимания он к себе не привлекал. Думаю, пару раз я натыкался на него в списках пассажиров трансатлантических рейсов, но разъезжал он под чужими именами, и, вероятно, большую часть их я не распознал. Американец скандинавского происхождения, очевидно, уроженец Норвегии. Располагающий кое-какими деньгами… движимый своеобразными патриотическими чувствами… враждебно настроенный к научным кругам… кто знает? Все, что у меня есть, – это несколько автографов, подписанных вымышленными именами. Почерк затейливый, вычурный… и это все. Самая яркая его примета! Понимаете ли, большинство фальсификаторов оставляют следы, намеки, указывающие на их личность, так как нередко сами желают разоблачения. С тем, чтоб похвастать изобретательностью или поставить в неловкое положение тех, кто попадется на удочку – да мало ли. Однако этому типу оказаться разоблаченным явно не хотелось, а в те времена для желающего сохранить анонимность…

Профессор уныло покачал головой.

– Человек-загадка.

– Именно. И как узнать о нем еще что-либо, я себе даже не представляю.

В отсветах пламени лицо погрузившегося в раздумья профессора казалось особенно мрачным. Помолчав, он расправился с еще одной порцией коньяка.

– Не стоит расстраиваться, – мягко сказала министр, не сводившая с него взгляда. – Что делать? Такова уж природа прошлого.

– Понимаю…

В костер швырнули последнюю порцию толстых поленьев, и желтые языки пламени, взревев, взмыли ввысь, заплясали на воле, среди россыпей звезд. Профессора охватило странное оцепенение, на сердце сделалось холодно, пусто, лица, колеблющиеся в бликах костра, казались примитивными, грубо размалеванными масками, песни звучали резко, пронзительно – ни слова не разберешь. Прохладный ветер усилился, разгоряченные руки и шея покрылись гусиной кожей. Озябший, сверх меры перебравший спиртного, профессор понимал: организм справится со всем этим не скоро.

Министр увела его от костра, вместе с ним поднялась на каменный гребень холма – очевидно, затем, чтобы он не попал в неловкое положение на глазах у студентов и волонтеров. Мерцавшие в небе звезды неплохо освещали заросли вереска и растрескавшийся гранит под ногами, однако профессор спотыкался на каждом шагу, а восстановив равновесие, вновь начинал объяснять спутнице, каково это – быть археологом, доказавшим, что часть их прошлого – сплошной обман, и ничего более выдающегося в науке не достигшим.