Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

— Возможно, и так… — вздохнул граф. — Возможно…

— Доказательство проще стакана, — заметил Белый. — Ты тут сидишь, и это твой собственный выбор.

— Почему это доказательство? — спросил Дейвин.

— Потому что тебе на себя не пофиг? — предположил Валькирыч. — И на свою жизнь тоже?

— Есть такие, кому все равно, как жить? — удивился граф.

— До хрена, — заверил Перец. — Взять хоть новообращенных в вашу веру. Ведь все до одного.

— Ты уверен? — прищурился да Айгит.

— Я тебе лично за каждого реально уверовавшего из здешних по бутылке вискаря поставлю. Если такие и найдутся, ты не сопьешься, а я не разорюсь, не то будет количество.

И граф пошел искать. Не то чтобы лишняя бутылка виски была ему уж прямо настолько нужна, но по правилам клуба это был вопрос принципа и способ повысить вес своей точки зрения — предъявить аргументы, заказанные оппонентом в споре. И поиск хорошего ответа бодрил не хуже дуэли.

Пока Дейвин да Айгит искал среди обращенных края истинно уверовавших в Путь, а Алиса с магами — в том числе при его непосредственной, хотя и не слишком активной помощи — делала то, что не подлежало разглашению тогда и осталось секретом по сей день, Димитри да Гридах был занят своими делами. И было их, как обычно, повозка, корзина и горсть. Два новых брачных контракта. Признание отцовства. Имперский протокол усыновления, который для мага раза в три сложнее, чем для смертного. Госсоветы чередой на одну и ту же тему — новый наместник для края. Миссия врачей, работающая в Сагай-ум, охрана для них, продовольствие, химреактивы и все прочее, что нужно не только впихнуть в портал, а для этого как-то вписать в очередь, но и достать оттуда целым, а для этого предварительно упаковать. Биологи, изучающие Кэл-Алар, и все их нужды — опять реактивы, бумага, расходники, тара для образцов, весы и гири, линейки и мягкие метры, лаги, драги, сачки, сетки и Пророк весть что еще. И две личных просьбы государя, причем обе касались непосредственно Полины, а одна еще и сайха, прилипшего к ней, как ракушка к килю корабля. Димитри понимал, что несправедлив, и знал причину несправедливости — постыдную, банальную и непреодолимую для любого сааланца. Он ревновал подругу. Ревновал, прекрасно понимая, что невозможно получить по обязательству то, что дается по выбору, и что на самом деле вопрос, кто из двоих к кому прилип, не так уж очевиден. И если говорить, как на конфиденции, не слишком значим. Значимо было то, что обрадоваться за подругу, как и следовало бы другу, князь не мог. И время от времени, вырывая минуту отдыха между дел, он обращал то к Айдишу, то к Хайшен один и тот же вопрос: «Почему именно он?».

Этот вопрос Димитри даже принес Марине Лейшиной. Она посмотрела на него очень удивленно:

— Ну ты даешь. Они же похожи. Как мы с Афье, а может, даже больше.

Димитри посмотрел за окно, в октябрьское небо, наливающееся предстоящим дождем, и попросил:

— Объясни мне это сходство. Я не вижу.

Лейшина зябко повела плечами, включила кофемашину, нацедила себе в чашку порцию эспрессо, глотнула, ругнулась на вкус, тоскливо глянула на возвышавшегося над ее столом князя:

— Ты, может, хоть присядешь, чтобы я себе шею не свернула?

Димитри послушно подвинул кресло и устроился напротив Марины через стол.

— Нечего тут объяснять, — сказала она. — Все на виду, все открыто, только почему-то никто не сравнивает. Она для семьи была расходный материал для реализации их ожиданий, потом то же самое на работу принесла. Он был точно тем же для своего Дома, вышло два в одном. Обоих выкинули за несоответствие, а не обнаружив за порогом в слезах, принялись возвращать теми же средствами, какими избавлялись. Оба отморозки без чувства самосохранения. Обоих принуждать себе дороже. Обоим плевать на себя с телевышки, зато за своих подопечных или подзащитных не только кого угодно руками порвут, но и костьми при этом лечь не смутятся. У обоих слово с делом не расходится: сказано — значит, будет и сделано. Невзирая на цену. Оба мастера отжечь в свободное время так, что потом об этом годами передаются легенды и сказания. Не считая того, что это два чертовых эстета, постоянно страдающих от несовершенства мира. Только если Поля пытается поправить дело посредством поиска метода, который сработает в любых руках, то Исиан сначала решает задачу, потом объясняет, что вот то, что он сделал, — это метод и есть. Результаты при этом получаются на удивление одинаковыми: Полины методы может до конца понять только Поля, хотя когда она объясняет, все кажется очень простым. А решение Исиана работает только у него в руках, но если он будет стоять рядом, пока ты делаешь, получится все так же классно, как и у него… И при этом оба уверены, что при желании делать то, что могут они, так же легко — всего лишь вопрос времени, и не очень большого. А, да: что такое мораль, оба слышали очень приблизительно. У них этика. Личная. Собственноручно сделанная под персональные нужды. При этом встреча с общественным мнением для них обоих каждый раз причина очень большой печали, даже если это мнение вдруг почему-то хорошее… Хватит или продолжать?

— Пожалуй, довольно, — задумчиво произнес князь. — И, Марина, если тебе не жаль, сделай чашку этой своей гадости для меня тоже.

Получив свой кофе, он сделал маленький глоток, пробуя напиток, и убедился: Марина варит кофе лучше. Но все-таки она слишком строга к кофемашине.

— Не такая уж и гадость, — улыбнулся он. — Получается, в других, менее тяжких обстоятельствах у этих двоих не было шансов сойтись?

— Ну почему, — возразила Марина. — Еще же танго. В других обстоятельствах был бы другой формат, и возможно, они не были бы настолько близки, но шансы были. Правда, зная Полю, она бы его так и морозила на дальней орбите. «Я дефектная, он еще сто раз найдет лучше…» — усмехнулась она, передразнивая подругу.

— Это она об Исиане так сказала? — удивился князь.

— Нет, о нем она уже ничего говорить не могла. Он появился, когда ей трепыхаться было уже нечем. Но знаешь… мы, конечно, уже привыкли, что живем то ли в сказке, то ли в фильме фэнтези, конечно. Вот только если из этой истории кто-нибудь решился сделать книгу, самым фантастическим в ней лично я назвала бы то, что к Полиному берегу прибило не очередную хищную тварь, а нормального мужика, причем именно тогда, когда она уже не могла сопротивляться…

— Что же в этом удивительно? — спросил Димитри. — Конечно, на помощь человеку в беде придет тот, кто более чутко относится к любым бедам, не только к своим. Таких людей принято считать хорошими, и не зря: без них в мире было бы куда больше горя.

— Да есть у Поли одна теория… — вздохнула Лейшина. — И знаешь, она столько раз подтверждалась у меня на глазах, что я даже уже и поверила. Согласно этой теории, человек в беде не может привлечь никого, кроме хищника или падальщика. Да, они искренне хотят помочь, но их помощь только надежнее топит. Так что когда в Исанисе к ней начал клеиться Вейен да Шайни, случилось как раз закономерное. А вот то, что Исиан влез в эту историю и оказался не тем, кем показался по истории с Алисой, — вот это и есть фантастика.