Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Другое дело, что они не несли ответственность перед командованием, а я несла, и мне была крайне неприятна мысль о том, как я вернусь, завалив работу в Кракове.

Но все изменила сама жизнь. Мне ничего не пришлось специально делать — как это бывало всегда в истории, классовый враг все сделал за нас.

Товарищи уже рассказывали, что на Новой Хуте и раньше случались серьезные стычки рабочих с начальством и владельцами завода, что были очаги самоорганизации, и их каждый раз жестоко разбивали, увольняя и бросая зачинщиков в тюрьму. А то и вовсе расстреливая — мы же находились в Зоне Развития, где никаких прав человека не было и быть не могло. Я это знала и раньше, до СТК иногда доходила информация от наших агентов.

И вот произошло то, что я описала выше: на заводе сменился главный менеджер, и он попытался ввести новейший метод «прогрессивной оплаты», когда всем выплачивался только «базовый заработок» (его в Кракове хватило бы строго на аренду койки), а чтобы получить больше, нужно было либо оставаться после работы (после 10-часового рабочего дня), либо вкалывать еще интенсивнее. Все это, разумеется, подавалось как либеральная «возможность заработать тем, кто хочет, отход от уравниловки в оплате труда». Но даже самые несознательные рабочие мгновенно просекли фишку, и по всему предприятию во время перерывов забурлили разговоры.

Когда я вышла с работы, то увидела на площади у проходной целую толпу. Стихийный митинг. Было лето, темнеть только начинало. Организованно выступающих на этом митинге не было, в разных частях толпы орали свое. Я огляделась и увидела знакомых — приятеля Сташю Олека и каких-то его друзей из конвертерного. Подошла к ним.

— Что случилось, о чем базар?

— Да достали! — крикнул Олек, — я на этой базовой оплате работать не буду! Лучше через границу побегу. Лучше пусть пристрелят, чем такое!

Я задумалась. Ситуацию нужно использовать. И я была к этому готова — на моем комме имелся хороший звукоусилитель. А во дворе у нас валялась огромная бетонная глыба, если на нее вскарабкаться, меня увидят все. В этот миг меня охватил жуткий, нечеловеческий страх. Ну какой из меня в самом деле лидер рабочего движения? Да еще с этими мужиками, каждый крупнее меня раза в два… Мне было совершенно очевидно в тот миг, что я опозорюсь.

Но я опозорюсь еще больше потом, перед командованием КБР, если все завалю…

Я подбежала к глыбе и вскарабкалась на нее. Включила звукоусилитель. Мой голос перекрыл шум толпы, и народ стал волей-неволей оборачиваться ко мне. На меня смотрела вся огромная площадь. Живот стянуло спазмами. Но я продолжала говорить.

— Товарищи! Мы не можем работать на предложенных нам условиях! Базовый заработок будет означать лишь то, что мы будем выполнять тот же труд за меньшие деньги, а остаток когда нам зарабатывать? Уже не 12, а 16 часов в день пахать? Это на нашей работе? Да такая работа через месяц в могилу вгонит! Если мы все вместе скажем «нет» — то они не решатся так поступить с нами! Надо только быть последовательными! Давайте объявим забастовку!..

Так все и завертелось. Я предложила выбрать забастовочный комитет, меня туда выбрали — единственную из женщин. Через три дня простоя менеджер согласился сесть за стол переговоров. Вообще мужики стали посматривать на меня с некоторым уважением, мол, не простая пигалица из ОТК. Конечно, пошли слухи о том, что я работала в Федерации, и от этого стала такой умной. Но лучше так, чем если бы во мне заподозрили агента Союза.

…Я даже работу не потеряла, потому что это — сохранение рабочих мест для организаторов забастовки — было одним из пунктов переговоров. Кроме того, новый топ-менеджер согласился пока отказаться от своих планов — владельцы завода, видимо, тоже не пришли в восторг от таких новаций, которые вызывают волнения. В общем, мы имели полный успех. Конечно, по ходу дела я рассказывала всем о нашем кружке. Через две недели после этих событий количество желающих заниматься в нем стало таким, что кружок пришлось разделить на четыре курса, в каждом человек по двадцать. И еще я завела пятый курс, для самых умных и грамотных, их я сразу готовила к роли преподавателей. Сташю уже перенимал некоторые занятия, вел их сам.

Больше двадцати человек было нереально собирать в кабаке, да и двадцать — чересчур, это мы поняли быстро. Владелец «Серого кабана» Янек не возражал — все заказывали пиво, некоторые даже что-то ели, он делал выручку. Но через две недели грянул гром. Янек подошел ко мне лично и сказал негромко.

— Пани, вы извините, но мне сказали, что нельзя вам больше собираться…

И он кивнул на стойку, где стояли, раздраженно поигрывая оружием, четверо нацгвардейцев.

Тут надо сказать несколько слов о нацгвардии. Полиции или иных сил охраны порядка в Кракове, как и во всей Зоне Развития, не существовало. Читатель может представить послевоенную обстановку в наших областях, до образования коммун. Власть была фактически у разных банд — и постепенно ее прибирали к рукам крупные частные собственники, но охраной порядка они мало интересовались, содержа собственные частные армии (зачастую набирая на службу тех же бандитов).

В Зоне Развития эта послевоенная ситуация так и не изменилась. Жители Кракова, рабочие и безработные, были почти никак не защищены от криминала, правда, не было запрещено и владение оружием — но у бандитов с оружием было получше. Каждый защищался как мог, часто жители одного дома или квартала устраивали себе охрану, покупали сторожевых собак, автоматы, дежурили по очереди.

Иная ситуация была только в центре — там жили туристы из Федерации, владельцы бизнесов и высокооплачиваемый высший персонал Новой Хуты. В центр Кракова можно было попасть только по пропуску, через турникет, а многих еще и обыскивали. Вот для охраны этого островка благополучия и была создана Национальная Гвардия, так обычно бывало в Зоне Развития. Эта же Нацгвардия дежурила и на самом заводе, предотвращая кражи и бунты. Охрана простых граждан нацгвардейцев не интересовала совершенно. Они даже не появлялись в жилых районах Новой Хуты. И вот теперь внезапно мы наблюдали в «Сером Кабане» целое столпотворение нацгвардейцев в новенькой бронеформе, хорошо вооруженных как нелетальными, так и вполне убийственными видами оружия. Четверо у стойки, человек шесть рассыпаны за столиками, двое у двери.

Мне было ясно, что противостоять им силовым путем нельзя. Но и уходить сразу же — как-то не очень.

— Позволите мне поговорить самой с этими господами? — Янек кивнул, и мы подошли к капитану нацгвардейцев у стойки.

— В чем дело, офицер? — спросила я, — мы что-нибудь нарушаем?

— Да, нарушаете, — раздраженно буркнул нацгвардеец, — незаконные собрания у нас запрещены.