Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Первый раз слышу… а как договориться, чтобы все было по закону?

— А никак! — разозлился капитан, — все быстренько пиво оплатили и свалили отсюда. Распоряжение руководства завода. Больше никаких сборищ в «Кабане» не разрешается.

— У нас нет никаких сборищ. Мы пришли в выходной выпить пива и отдохнуть, и имеем на это право!

— Слушай, шлюха, — капитан угрожающе нагнулся ко мне, — даю вам пять минут, и чтобы никого из ваших здесь не было. Если через пять минут вы еще здесь будете сидеть… пеняйте на себя! — он демонстративно взглянул на свой комм, — время пошло.

Я подошла к своим. Страшно не было нисколько, но немного досадно, что ситуация развивается не по плану. Разумеется, мы изучали и подобные ситуации, и действовала я ровно так, как нас учили.

Я обратилась к своему кружку. Сегодня нас было восемнадцать человек, из них четырнадцать — довольно крепкие мужчины. Наверное, у кого-то из них были припрятаны ножи, кастеты или даже какой-то огнестрел. Но против Нацгвардии мы, понятно, не сила.

— Товарищи, что будем делать? — спросила я. — Предлагаю организованно выйти и решить, где мы будем собираться в следующий раз.

— Да пошли они на фиг! — закричал Бруно, и все зашумели; я заметила, что народ довольно-таки озлоблен, и на предложение организованно выйти не реагирует. Что ж, раз так, мы приобретем боевой опыт. Пусть даже неудачный.

— Они нас выкинут отсюда, — заметила я, — а может, и закроют.

— Да еще кто кого выкинет!

…Сташю молчал и посматривал на меня. Однажды — в месяцы наших бесплодных одиноких бдений над «Капиталом» — он провожал меня домой и имел возможность убедиться в моих способностях. Он всегда меня провожал: в нашем районе одинокой молодой женщине ходить небезопасно. И как-то мы действительно нарвались на гопников, их было шесть человек. Нож я с собой не носила, но были у меня за поясом самодельные нунчаки. Гопники сразу схватили Сташю, вытащили кошелек и попытались что-то сделать со мной. Конечно, без всякого успеха, все-таки меня обучали в профшколе КБР, да и военный опыт имеется. Через пять минут двое корчились, держась за пах, один — за глаз, еще один — за живот, я обезвредила их всех окончательно ударами по затылку и побежала догонять сволочей, которые прихватили кошелек Сташа. Кошелек мне удалось вернуть. С тех пор Сташю стал относиться ко мне с каким-то благоговением, и сейчас, похоже, ожидал, что я раскидаю всех нацгвардейцев.

Этого я, конечно, не могла. Рабочие начали угрожающе подниматься с мест, и нацгвардейцы пошли в атаку, не дожидаясь истечения пятиминутного срока. У них было два свч-излучателя, противная штука, я попала под луч несколько раз, ощущения — как в огонь прыгнуть, а на коже ничего не остается. Этими излучателями они нас буквально загнали в угол, помогая себе шокерами, и стали выхватывать из толпы одного за другим, сразу пакуя в наручники и выпинывая наружу. Я попыталась уйти от задержания, и наверное, смогла бы, но они уже поймали Сташю, швырнули на пол и начали месить ногами и дубинками. Я попыталась его вытащить, но тут попала под СВЧ и через несколько секунд потеряла сознание от дикой боли.

Очнулась я уже в машине нацгвардии на полу. Вокруг меня раздавались стоны и ругательства — многим хорошо досталось. Я сцепила зубы, села и огляделась вокруг. Сташю с окровавленным лицом сидел у стенки. Все были в наручниках.

— Эй, Леа, ты жива? Ползи сюда! — это был опять Бруно, которого я определила как несомненного лидера.

— Курва мать, Бруно! Я же говорила, надо организованно, мать твою, выходить! В следующий раз делай, как я говорю!

— Ладно тебе… че, помяли тебя?

— Да нормально все. А у тебя как?

Вскоре нас привезли на улицу Лемпицкого, там были казармы Нацгвардии, и еще собственная каталажка. Разделения на женские и мужские помещения там, видимо, не было, и меня толкнули в одну камеру со всеми. Народ был весь в разных чувствах — кто перепуганный, кто озлобленный, кого уже сильно избили. Я встала, подняла руку.

— Товарищи! Давайте тихо. Во-первых, не надо бояться. Нас отпустят. Во-вторых, в следующий раз не хрен связываться с нацгвардией без оружия.

— Откуда ты знаешь, что отпустят? — спросил вихрастый Анджей. Я пожала плечами. Вообще-то, конечно, я этого не знала, но предполагала — сажать в тюрьму за пребывание в кабаке немного странно, серьезного сопротивления мы не оказали; перебить нас всех — все-таки это был бы уже беспредел, не типичный для данного места и времени. Я предполагала, что нас отпустят, но конечно, проведут сначала основательную воспитательную работу.

Так и случилось. Минут через пятнадцать из камеры забрали Бруно и Стефана. Народ, похоже, совсем пал духом. Я чувствовала, что нужно что-то сделать — но так, чтобы не дразнить нацгадов. Я и так ощущала вину за то, что допустила эту ситуацию, — люди пострадают, и мне не хотелось, чтобы кто-то пострадал еще больше.

— А давайте все-таки занятие проведем, — предложила я. Анджей мигом навел порядок.

— А ну, тихо! Сели все!

И ребята уселись на пол, и я, скрестив ноги, выпрямилась в позе лотоса и начала.

— В общем, сегодня у нас должно было быть второе занятие. Как вы уже слышали на первом, Карл Маркс примерно 200 лет назад написал труд «Капитал», в этом труде объясняется, что существует два класса — буржуазия и пролетариат. У буржуазии есть средства производства — например, здания, станки, машины. У пролетариата ничего нет, кроме собственных рук, и эти рабочие руки мы вынуждены продавать, чтобы заработать на жизнь… Теперь о том, как происходит сам процесс обогащения капиталиста за счет рабочего. Я вам расскажу, что такое прибавочная стоимость.

…Это было самое безумное занятие, которое я провела в жизни. Минут через двадцать дверь открылась, и на пол швырнули Бруно и Стефана, оба стонали и страшно матерились. Взамен нацгады забрали еще двоих: Анджея и Сташю. Раненым оказали помощь, насколько это было можно — дали напиться воды, вода у нас была тепловатая, железистая, из крана на стене. Больше никаких возможностей у нас и не было. После этого от меня потребовали продолжения — всем было страшно просто так сидеть и ждать, пока их заберут. И вот я рассказывала о прибавочной стоимости, об эксплуатации, еще о чем-то там, кто-то даже задавал вопросы, и всем было ну очень интересно. Потому что иначе стало бы слишком страшно. И через некоторые промежутки времени нацгады открывали дверь и возвращали нам товарищей, в разной степени избитых. Я осматривала их — были в основном ссадины и синяки, но также переломы ребер, какие-то жуткие раны в области паха, у кого-то сломали челюсть… помочь я ничем не могла, даже перевязать было нечем. И мы продолжали это безумное занятие. Сташю вернулся довольно быстро, а вот Анджея совсем не вернули, так мы его больше и не увидели. Наконец занятие закончилось, да и большая часть слушателей была уже не в состоянии ничего воспринимать. Тогда нацгады вызвали меня.