Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 2 [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Так они добрались до самого конца водосборного туннеля – глухой стены бутового камня.

– Ещё раз, – недовольно сказал Положинцев.

Пришлось повторять, тащить всё оборудование обратно, к самому устью, к забранному решёткой водосбросу.

Это становилось уже совсем скучно и неинтересно, тем более что Илья Андреевич никаких пояснений не давал, и весь Петин энтузиазм так и разбился о стену ледяного молчания.

Положинцев испещрил несколько страниц своего блокнота узкими колонками цифр и непонятных даже Пете Ниткину значков. Устало махнул рукой:

– Пора в обратный путь, дорогие мои кадеты. Спасибо за помощь; понимаю, что дело выдалось тоскливое. Что ж, и такое случается. Надо проанализировать полученные данные: я искал вход в то самое подземелье, что, как мне представлялось, обнаружил по осени. Так просто он нам не дался, но, кто знает, кто знает…

Что-то здесь было не так. Федя это скорее почувствовал, чем понял. Илья Андреевич и впрямь что-то искал в этой широкой трубе – короткой, совершенно лишённой всякой загадочности. Но что?..

Теперь была его очередь атаковать вопросами Петю Ниткина.

– Да что я тебе, Пуанкаре? [36] – отбивался несчастный Петя. – Я в его цифири ничего не понял, вот те крест! Это какая-то высшая физика, я такую нигде не видывал!

В общем, и тут вышел полный афронт.

К счастью, выручала Лизавета. Шокировав маму, она на следующий день явилась прямо в квартиру Солоновых – одна, без сопровождения!.. Правда, тотчас отыгралась, заведя на почти безупречном французском вполне светскую беседу.

Вскоре они уже сидели в «Русской булочной» за порциями мороженого – когда ж ещё есть в России мороженое, как не на Святках? Лиза рассказывала, что Зина, оказывается, дружит теперь с Петей Ниткиным, и это очень хорошо, потому что она, Зина то есть, очень умная и в дорогую гимназию Тальминовой поступила по благотворительности одной богатой купчихи, лучше всех написав работы по математике и словесности.

– Это что ж, купчиха сама в математике разбиралась? – удивился Фёдор.

– Нет, что ты, – засмеялась Лиза. – Купчиха кроме деловых бумаг только жития святых читает да Четьи-Минеи. Нет, профессоров нанимает, представляешь? В честь мужа покойного, говорит, завела три места в гимназии, оплачивает сама, дескать, супруг её на умных людях разбогател, и она теперь через то возвращает [37] Весьма распространённая в России практика благотворительности – учреждение оплачиваемых благотворителем учебных мест в дорогих гимназиях. Все гимназии в императорской России имели программы для одарённых учеников, освобождавшихся от платы за учение, но благотворители добавляли к ним ещё бесплатные места. .

– Молодец Зина, – искренне сказал Фёдор. Зина ему понравилась – было в ней что-то надёжное, спокойное, уверенное, но непоколебимое, словно у каменной стены. – Но ты ж не для того меня сюда позвала, правда?

– Фу, какой вы неромантичный, monsieur Solonov! – фыркнула Лиза, скорчив уморительно-серьёзную рожицу. – Ну да, – призналась, озорно сверкнув глазами. – Но мы же друзья, верно? А друзья должны видеть друг друга, так?

Возразить было нечего, но какой-то подвох Фёдор почувствовал. И точно!

– Во-первых, с этим спасителем государя вы с Петей не просто так спрашивали, правда? Зина говорит, они с господином Ниткиным идут, болтают, а потом он вдруг замолкнет, да и уставится на какой-нибудь автомотор или даже просто розвальни и бормочет себе под нос что-то вроде: «Уйдёт, всё уйдёт… но как? Когда?»

Федя едва удержался, чтобы не закатить глаза. Ну, Ниткин, ну, погоди! Выболтает ведь, точно выболтает! Уже сейчас небось лопается, едва сдерживается, чтобы с Зинкой не поделиться!..

– Пусть не обращает внимания, – как мог беззаботно сказал он. – Петя он… он такой, заговаривается… небось про свою физику думает! Он даже про неё во сне может говорить, представляешь?

– Н-да? – искоса взглянула Лиза. – Зина вот так не думает.

– Не думает, что Петя ночью про физику бормочет? – в свою очередь поддел Фёдор.

– Фу! Фу! Стыдно прикидываться, monsieur! – Лиза погрозила пальчиком. – Петя что-то скрывает, какую-то тайну. И я её должна узнать! – Она аж притопнула ножкой.

– Лиза, да с чего ты взяла?.. Какая ещё тайна? А даже если она и есть, как же я бы её выдал, даже если бы и знал? Это ж не моя была бы тайна!

– А ты не выдавай! – тотчас выпалила Лиза. – Не выдавай! Я сама догадаюсь!

– Да о чём же тут догадываться?! – взмолился Фёдор. – Какие тут тайны?! Да Петька никакие тайны хранить не может! Он же враз всё выложит! Ему же интересно!

– А ты? – Лиза вдруг заглянула прямо в глаза. – Ты мне не намекнёшь?

– О чём?! – застонал бравый кадет, проклиная про себя Петькину рассеянность.

– Да случилось с вами что-то, и с тобой, и с Петей, – вздохнула Лиза, нимало не обидевшись. – Не такие какие-то стали.

– Ага, тут на корпус напали, отстреливались, пустяки такие, – попытался Фёдор свести всё к мятежу.

Лиза долго на него смотрела удивительными своими глазищами – смотрела грустно и как-то совсем не по-детски. Федя даже растерялся, не зная, что сказать.

– Знаешь, – Лиза водила пальцем по ободку блюдечка, – я думаю, что кузен Валериан спутался с очень, очень скверной публикой.

– С какой? – обрадовался Федя сменившейся, как ему показалось, теме.

– Думаю, революционеры. – Лиза понизила голос до шёпота. – Социал-демократы. Я подслушала, – лёгкий румянец на щеках, – мама говорила.

Это для Фёдора, само собой, новостью не было. После того памятного вечера, когда Лиза помогла ему подслушать сходку эсдеков в собственной квартире Солоновых, он так и не удосужился как следует всё это обсказать Лизавете, только упомянул, что да, у Веры с Валерианом всё серьёзно, но всё-таки не до такой степени.

– Лиза… ты прости меня… я тебе должен кое-что рассказать… вернее, дорассказать, так-то я уже начинал – помнишь, про сестру мою и про твоего кузена…

– Ага! – аж подскочила Лизавета. – Так я и думала – давай угадаю: он и Веру в это дело втянул?

– Втянул, – кивнул Фёдор. Про то, что эсдеки собирались прямо у них, он, по здравом рассуждении, решил всё-таки не говорить.

– Так и знала, так и знала! Вот скажите, ну что за дуралей? Ну совершеннейший же дуралей!

С этим Фёдор был абсолютно согласен.

– Ну, рассказывай же, рассказывай! – тормошила его Лизавета.

И он рассказал.

Про холодный и пыльный чердак возле Обводного. Про грохочущие по кровельному железу сапоги. Про маслянистый блеск воронёного ствола и про падающего беднягу-жандарма. Про Йоську Бешеного он рассказал тоже.

Лиза умела замечательно слушать. Прижала ладошки к щекам и застыла, только невероятные глазищи сияли. Она не перебивала, не переспрашивала – только ближе наклонялась к нему, потому что Федя, понятно, шептал.