Игорь Полукеев - Дервиш

— Пахомов, не нагнетай обстановку! — Славик недоверчиво смотрел на Лёху, но тоже явно был встревожен.

— У профессора, по его словам, есть друг в герметическом обществе. — Напомнил Пахомов. — А все масоны общаются с тёмной силой, поклоняются Сатане, чтят его, как божество, и призывают для помощи. Это очень могущественные люди. Они добились высокого положения в обществе, богатства и власти как раз с помощью тёмных сил. Помнишь, Глеб — «Коснувшийся тьмы остаётся отмеченным ей на всю жизнь»?

— Лёша! — Спокойно глядя на Пахомова, произнёс Глеб. — Ты помнишь, как мы в детстве такого страшного жука-рогача увидели? Помнишь, мы его сначала чуть палкой не убили, а потом рассматривали, ветками тыкали? А потом осмелели и в руки брали. Это, братец ты мой, детство разума — считать опасным и враждебным всё, что выше твоего понимания!

— Да, — заметно расслабившись усмехнулся Трутнёв, — и аборигены Амазонки и Океании так знакомились с первыми миссионерами. Сначала на вкус, а уже потом и со звуком. Успокойся, Лёха! Выкинь эти глупости из головы!

— Профессор прав, мы живём в жутком мире. — Вика сунула руки в карманы и смотрела в пол. — Все эти конфликты, ложь, предательство, подозрения — всё это атрибуты нашего мира. Значит, чтобы идти дальше, нужно от этого избавляться.

— Ага! Возлюбить врага своего? — Бросил Пахомов саркастически, с раздражением глядя на неё.

— Возможно! Я ещё не решила. Но христианство принимаю! — Упрямо мотнула головой Вика. — А ты сам что думаешь?

— А я думаю, что если бы я обладал такой мощью, чтобы мог изгонять бесов, оживлять умерших, поднимать на ноги немощных, я бы, возможно, и любил всех! Да, да! Что вы на меня смотрите? Если бы я был Сыном Божьим, я бы, может быть, и считал всех своими братьями, но только потому, что я был бы от них защищён своим могуществом! А что? Чтобы не иметь врагов, надо быть богом, или хотя бы иметь его силу! Скажете, не так? — Пахомов торжествующе смотрел на друзей. — Ну, тогда эта религия не для всех! Слава, Глеб, вы же читали: как там у Конан-Дойла — истинная религия должна объяснять все: от амёбы, до Млечного Пути, так? Слепая вера — это порок!

— Вот ты привёл цитату из Магнария про коснувшегося тьмы. — Спокойно заговорил Глеб. — А ты помнишь, что там дальше по тексту? «Познавший зло и силу тьмы подвергся серьёзному испытанию. А тот, кто при этом остался человеком, верным своим убеждениям, поднимется выше».

— А мне больше нравится вот это! — Громко сказала Вика. — «Дисциплина должна исходить изнутри, она должна быть частью тебя. И она должна основываться не на страхе и злобе, а на любви и чувстве единения. Вот я ощущаю себя частью огромной семьи, в которой меня любят, от меня зависят и на меня надеются. И я не могу поступить иначе, чем требуется, так как это повредит общему делу. Поэтому необходима рациональность, дисциплина и знания, а не эмоции и привязанности». Ты понимаешь, Лёша — семья, любовь, единство?

— И религия, да? — Зло усмехнулся Пахомов. — А разве с именем Аллаха или Христа люди не убивали друг друга? Я мог бы рассказать тебе, сколько было в мире злобы, алчности, крови — и всё это с именами богов на устах! Всё, чего ни коснётся разум человеческий, всё он переделывает для своих нужд.

— Но ведь и ты сейчас выстроил своё понимание всех обстоятельств, и что же у тебя получилось? Что все мы жертвы заговора и находимся в ловушке! — Вика покраснела от возбуждения. — Лёша, что с тобой происходит?

В комнате, которую занимали Слава и Пахомов, что-то громко упало на пол. Слава стремительно рванулся туда и вскоре вернулся, держа в руках бутылку из тёмного стекла, в которой переливалась какая-то жидкость.

— Лёха! — Слава поднял глаза на Пахомова. — Это ведь Агафья дала мне тогда для тебя! Ты что, до сих пор не выпил? Ты отсюда вообще пил хоть раз?

— Меня от неё тошнит! — Зло бросил Пахомов и отвернулся к окну.

— Ладно, ребята, давайте ложиться спать, — сказал Глеб, — уже поздно!

Искатели в молчании разошлись по комнатам.

Ночью они проснулись от сильного ветра, что рвал ставни и стучал незакрытой калиткой. Глеб со Славой, быстро одевшись, выскочили во двор, закрепили ставни и привязали калитку. Пахомов спал беспробудным сном, но никто и не думал его будить. А искателям поспать в эту ночь так и не пришлось. Спустя час ураган пригнал сильную грозу. Ослепительные молнии били в землю где-то рядом с селом, прямо над головой гром разрывал небо чудовищными раскатами, и тяжёлые капли дождя долбили в стекло, по крыше дома, в навес во дворе. Искатели вновь вскочили от стука — теперь уже в пол дома стучало множество капель воды. Дождь захлёстывал струи дождя под крышу старого дома, вода бежала по стропилам, протекала сквозь дыры в древнем замшелом шифере. Полночи пробегав со старыми тазами и вёдрами, искателям удалось спастись от потопа. Затем как-то неожиданно дождь затих. Посмотрев на беспробудно спящего Пахомова, Трутнёв вздохнул, с завистью покачал головой и взглянул на улицу сквозь отмытое ливнем старое стекло. Глаза его расширились от изумления, и он стремительно рванул в коридор:

— Ребята! Глеб, Вика! Скорее сюда!!

Он выскочил во двор и уже медленно подошёл к калитке по скрипящим и качающимся под ногами старым деревянным подмосткам, не сводя глаз с неба. Выбежавшие следом Вика и Глеб застыли рядом с ним — в небе над домом Агафьи крутился светящийся вихрь! Искатели, как заворожённые, смотрели на яркое голубое сияние, переливающееся в чёрном от непогоды небе прямо над крышей дома ведуньи. Яркие сполохи, подобно северному сиянию, поднимались вверх, в ночное небо, извивались и играли голубым, серебряным и фиолетовым цветами, сквозь них мелькали белые искры. Воздух резко пах свежей влагой и травой, кругом звенела капель, а искатели не отводили глаз от волшебного зрелища. Сияние притягивало взгляд, завораживало, сердце пело от необъяснимого счастья и дышалось от всего этого как-то легче, чем обычно. Внезапно в ночной тьме улицы послышался какой-то грузный топот, и из темноты с тяжёлым дыханием на свет выскочила мчавшаяся по дороге огромная чёрная собака. Она неожиданно остановилась напротив калитки и повернула голову к искателям. Глаза животного в темноте яростно сверкнули дикой злобой, в нос ударил тяжёлый, затхлый запах мокрой шерсти и гнили. От неожиданности Вика громко вскрикнула, Глеб грозно рявкнул на собаку и замахнулся, та злобно оскалилась и угрожающе зарычала. Потом в два прыжка исчезла в темноте. Где-то недалеко скрипнула дверь дома, хлопнула калитка, и в темноте послышались быстрые шаги.

— Ох, не те уж года бегать-то! — Агафья торопливо подошла к калитке, следом за ней, улыбаясь, шёл Бэккет. — Не спите? Фу, умаялась я! Не видали, голуби, здесь чего? А чем это так пахнет, никак трясиной гнилой? Ну да, жижей болотной! Кто был-то?