Игорь Полукеев - Дервиш

— Это когда Бабу золотую искали? — Усмехнулся Славик. — Вспоминаешь былое?

— Ну да! Дело прошлое! Зато весело было!

Просёлок кончился, джип грузно, с пробуксовкой, выкатился на асфальт. Колёса тотчас вцепились в ровное шершавое покрытие, сбрасывая с себя ошмётки жирной влажной глины. Машина полетела по трассе, казалось, не касаясь колёсами дороги.

— Ну вот, другое дело! — Довольно улыбнулся Глеб, с удовольствием прибавляя скорость. — И возвращаясь к нашему разговору, Алексей, скажу так: подобные экскурсы в историю лишний раз меня убеждают в том, что мир внутри себя мы создаём сами, и сами же его разрушаем, и поэтому можем сами себя спасти!

— Это вот спасение — лишь пустые беспредметные разговоры, идеализм, почва для религии. — Махнул рукой Пахомов.

— А что плохого в религии? — Улыбнулся Глеб.

— Только не говори, что… — Уставился на него Пахомов. — А ты что, может быть, и сам пошёл бы в монахи?

— А что в этом плохого? Может быть, именно так когда-нибудь и сделаю!

— Постриг примешь? Представляешь, Слава, — Пахомов живо повернулся к Трутнёву, — как звучит: «нейромонах Акакий, в миру — Глеб Савёлов»!

— Вообще-то, иеромонах! — Поправил его Слава.

— Я в курсе! — Отмахнулся Пахомов.

— А почему Акакий? Разве нет других имён, более благозвучных? — Улыбнулся Глеб.

— Имя должно нести и смысловую нагрузку! Частица «а» служит отрицанием, например — социальный — асоциальный, типичный — атипичный!

— И что? — Рассмеялся Глеб.

— Вообще-то, это не частица, а приставка! — Вмешалась Вика. — И она служит для образования слов с обозначением отрицания или отсутствия признаков и смыслов! Я всегда говорила, Пахомов, что ты аномальный!

— Да я об этом и говорю: «асимметричный» значит несимметричный, «алогичный» это — нелогичный! Или ещё, к примеру, стероиды — астероиды!

— Болтун и трепло! — Махнула рукой Вика.

Глеб и Слава рассмеялись.

— Если тебе каким-то чудом удастся пораскинуть своим умишкой, — ответил Вике Пахомов, — ты поймёшь, что астероиды одним своим существованием отрицают стероиды.

— Да — а! Бывают случаи трагические, а бывают — клинические! — Протянул Слава.

— Вячеслав, это всё фигуры речи! — Парировал Пахомов.

— Пахомов! Не трогай ни речь, ни фигуру! — Покачала головой Вика.

— Ладно, — сказал Глеб, — пора внести ясность в протекающие во мне процессы! Давайте остановимся! Мне надо по делу!

— Конечно, Глеб! Лично я — за любые инновации! — Кивнул Пахомов.

Джип качнулся пару раз и замер в подсохшей траве возле берёзовой рощицы.

— Так, умные — налево, красивые — направо! — Глеб выпрыгнул из машины. — Вика, если что — кричи!

— Не дождёшься! — Буркнула та, исчезая между деревьев.

…Парни стояли возле машины, греясь на солнце, уже припекающем плечи и спины, и негромко переговаривались. Подошедшая с небольшим букетом полевых цветов Вика с улыбкой спросила:

— Слышите, петух где-то кукарекает?

— Точно! Я слышу! — Кивнул Славик.

— По карте мы уже рядом с посёлком! — Глеб полез в бардачок.

— Как называется? — Спросил Пахомов.

— Кажется, Подможное! Сейчас ещё раз гляну!

Глеб развернул на капоте джипа карту и поискал на ней нужный участок.

— Да, точно, село Подможное!

— И сколько до него? — Славик заглянул через его плечо.

— Да по краю уже едем, свёрток найти надо! — Глеб посмотрел по сторонам.

— Глеб, нам бы в магазин заехать, — взглянула на него Вика, — купить чего поесть в дороге, чтоб на готовку не останавливаться!

— Конечно, Викуля, давай, заедем! — Он свернул карту и сунул её в бардачок.

Хлопнули дверцы, и джип покатил по дороге в сторону села.

Дорога перед посёлком вновь оказалась грунтовой — сплошные рытвины и ямы. Джип раскачивало, Вика держалась за ручку над дверью, упёршись другой рукой в приборную доску, Пахомов со Славиком вцепились в спинки передних сидений. Просёлок обогнул небольшую берёзовую рощицу, и глазам искателей открылся покосившийся забор, едва видимый среди высоких зарослей крапивы. Сквозь приоткрытые стекла в кабину проникал прелый запах коровников. Дорога вела на центральную улицу посёлка, где, по общей для российской глубинки традиции, перемежаясь с кирпичными домами и бревенчатыми избами, располагались все основные сельские учреждения. На одноэтажном здании с большими стеклянными витринами, стоящем прямо рядом с дорогой, красовалась большая, на весь фронтон, вывеска «Продукты», на которой рядом с надписью художник, как смог, изобразил разрезанную каральку колбасы, бутылку с этикеткой с надписью «Молоко», и батон белого хлеба. Джип остановился напротив крыльца. Искатели, щурясь на солнышке, вышли, разминая отбитые части и затёкшие конечности. Где-то за ближайшим забором бодро пропел петух, ветер принёс запах печного дыма, вдоль дороги к живописному пруду с камышами, раскинувшемуся прямо за магазином, неторопливо вышагивала стая гусей, с дружным гоготом щипая по пути мелкую травку, вьющуюся по берегам придорожной канавы. Вика, счастливо улыбаясь, сложила ладони на затылке, и потянулась, закрыв глаза от удовольствия:

— Боже мой! Какая прелесть! Мы в раю! Красота-а-а!

Глеб тоже улыбнулся, оглядываясь вокруг:

— Да уж, согласен!

— Обратите ваше внимание на стоящее перед вами здание! Вывеска ещё советских времён, это очевидно! — Пахомов закрыл рукой глаза от солнца, и смотрел на вывеску магазина.

— Точно! — Согласился Слава. — Краски слегка освежили. А бутылок таких уже давно нет!

— Ага, этикетку на ней подрисовали, чтоб было понятно, что это! Написали бы «Мартини», или «Джек Дэниэлс», — сострил Пахомов, — было бы интереснее! А то — «Молоко»! Это же банально!

— Тебе, может, и банально! — Ответила Вика. — А вообще-то, алкоголь — это зло!

— Согласен! Минимум алкоголя, максимум свежего воздуха!

— Не минимум, а никакого алкоголя! — Уточнила Вика.

— А вон сидят сторонники другой точки зрения! — Усмехнулся Глеб, кивнув на троих мужичков неопрятного вида и неопределённого возраста, расположившихся рядом с магазином на лавочке под деревьями.

Они смотрели на подъехавший джип и о чём-то переговаривались.

— Что-то мне нехорошо от их внимания! — Вздохнула Вика.

— Не тревожься! — Ответил Глеб. — Купим, что нужно и уедем!

Он обнял Вику за плечи и легко поцеловал в щёку, стараясь успокоить, но его самого теперь не покидало какое-то смутное беспокойство.

— Лёха, ты идёшь? — Слава захлопнул дверцу машины.

— Да, пошли! Поищу себе такую же бутылку, как на баннере!

От внимания искателей ускользнуло то обстоятельство, что за их приездом следила не только та, бомжеватого вида, троица на лавочке. Через дорогу от магазина, рядом со сброшенной из кузова на землю горой неколотых берёзовых чурбаков, на толстом комеле присела пожилая женщина в длинном ситцевом платье, светлой кофте и лёгкой шёлковой косынке. Она неторопливо шла вдоль дороги, когда увидела джип искателей. От её внимательного острого взгляда не ускользнуло ничего — ни тревога девушки, ни реакция троицы на лавочке на прибытие чужаков. Она покачала головой, сжав губы, и, присев на комель, устало опустила глаза. На её лице, лице человека, немало повидавшего на своём веку, ничего не отражалось. Проходившие мимо две девчушки со школьными сумками вежливо поздоровались: