Роберт Хайнлайн - Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории

Когда Джо вернулся, этот Каспар Милкетост [69] Каспар Милкетост — герой комиксов Г. Т. Вебстера (1885–1952). Имя персонажа происходит от безвкусной и безобидной еды, молочных тостов, которые легко усваиваются и подходят для людей со слабым или «нервным» желудком. — Примеч. С. В. Голд. взял стакан, плеснул в него на четыре пальца и выпил не отрываясь. После чего вздохнул облегченно.

— Теперь мне гораздо лучше, — объявил он. — Знаете, у меня сердце…

— Знаю-знаю, — подтвердил я. — Очень не хотел вас расстраивать, но это все во имя науки, да.

Его лицо просветлело.

— Вы тоже изучаете науку? На чем вы специализируетесь?

— На психологии толпы, — ответил я. — Я репортер из «Графики».

Он тут же помрачнел, поэтому я поспешил его успокоить:

— Не волнуйтесь. Сейчас мы просто поговорим, так сказать, не для протокола, а статью обсудим попозже.

Он немного расслабился, и я продолжил:

— Прямо сейчас меня интересуют две вещи. Я полагаю, что вы имеете какое-то отношение к джимхане [70] Джимхана ( англ. gymkhana) — соревнования по фигурному вождению автомобиля. — Примеч. С. В. Голд. на углу Седьмой и Спринг — не говоря уже о том, что вы прятались за кусочком воздуха. Давайте колитесь, профессор.

— Но я не профессор, — возразил он тем же самым застенчивым голосом, выкушав еще виски на четыре пальца. — Я частный исследователь в области спектроскопии. Меня зовут Катберт Хиггинс.

— Хорошо, Катберт. Я Картер. Зовите меня Клив. Давайте-ка разберемся. Что это было? Зеркала?

— Не совсем. Это трудно объяснить непрофессионалу. Вы сведущи в продвинутой математике? К примеру, в тензорном исчислении?

— Я успешно добрался до неправильных дробей, — похвастался я. — А эти ваши тензоры проходят после?

— Э-э-э, боюсь что так.

— Ладно, — сказал я. — Излагайте. Я постараюсь продержаться, сколько смогу.

— Очень хорошо, — кивнул он. — Вы наверняка знакомы с обычными оптическими эффектами. Свет, падающий на объект, отражается или преломляется им по направлению к глазу, где интерпретируется его образ. Единственное обычное вещество, которое отражает или преломляет так слабо, что само невидимо, — это воздух.

— Бесспорно.

— По ряду причин трудно изменить оптические характеристики человеческого тела так, чтобы они соответствовали воздушным и тело стало бы невидимым. Но остаются две возможности: первая — заставить лучи огибать тело. Вторая — психологическая невидимость.

— Ха! — удивился я. — Что вы сказали? Вы имели в виду гипноз?

— Отнюдь нет, — возразил он. — Внушенная невидимость — обычное явление… стандартный прием эстрадных фокусников. Они внушают, что объект из вашего поля зрения на самом деле не находится в поле зрения, и этого вполне достаточно, чтобы он исчез.

Я кивнул:

— Я знаю. Так делал Терстон в своих трюках с левитацией. Рамка, которая поддерживала девочку, была в поле зрения, но аудитория ее не замечала. Я тоже ее не замечал, пока мне ее не показали, а после я уже не мог понять, почему, черт возьми, я не видел ее раньше.

Хиггинс радостно закивал:

— Точно. Глаз игнорирует то, что фактически видит, а мозг заполняет это место тем, что должно быть на заднем плане. У многих есть такие способности. Хорошие детективы, карманники. Я сам ими обладаю — вот почему я заинтересовался проблемой невидимости.

— Притормозите-ка! — сказал я. — Только не надо мне рассказывать, что я не видел вас просто потому, что вы такой неприметный. Черт возьми, я смотрел сквозь вас.

— Не совсем, — поправил он. — Вы смотрели вокруг меня.

— Как это?

— По законам оптики.

— Послушайте, — сказал я несколько раздраженно, — я совсем не такой невежа, каким выгляжу. И я никогда не слышал о законах оптики, которые допускали бы подобные вещи.

— Это был искусственный эффект, — признался он, — он достигается с помощью кое-каких моих собственных разработок. В основе своей это похоже на абсолютный отражатель. Я окружаю себя полем в виде сжатого эллипсоида. Свет, упавший на него в одной точке, обегает по поверхности поля и покидает его в диаметрально противоположной точке — в том же направлением и с неизменной интенсивностью. Он действительно обходит меня вокруг!

— Это выглядит совсем просто, — прокомментировал я, — однако не думаю, что я смог бы построить такую штуку.

— Это трудно объяснить без обращения к высшей математике, — сказал он, — но, возможно, я могу привести отчасти похожий пример с призмами и зеркалами. Когда луч света падает на поверхность, он может быть дважды переотражен на угол падения или же преломлен на угол преломления вот таким образом… — И он принялся рисовать на листке меню. — Когда оптическая система устроена таким образом, — он изобразил что-то вроде бартерной цепочки между зеркалами и призмами, — пучок света, падающий на систему в некоей точке «А» под некоторым углом «тэта», будет отражен и преломлен вокруг системы к точке «А-прим» и выйдет наружу под углом «тэта». Как видим…

— Пропустим это, — прервал я. — Я вижу, что он полдороги проскакал в объезд и выходит из поворота в том же самом направлении. Остальное — замнем для ясности. Ладно, вы раскрыли половину загадки. А что насчет террора на дорогах?

— Ах это… — Он одарил меня идиотской ухмылкой и вытащил здоровенный револьвер.

Мне не понравилось то, что я прочел в его глазах.

— Спрячьте эту штуку! — заорал я.

Он неохотно подчинился.

— Не понимаю, почему столько суеты, — проворчал он. — Это не опасно… ну, скажем, не очень опасно . Это всего лишь водяной пистолет.

— Да? — Я осмотрел оружие вблизи. — Простите за мой ай-кью, Катберт. Начинаю понимать ваш замысел… Чем он заряжен?

Его лицо просияло.

— Синтетический экстракт mephitis, выделение скунса!

— Мм… Катберт, а вам не кажется, что это чересчур?

Он виновато усмехнулся:

— Ну, может быть, чуточку — но все равно это ужасно забавно.

— Гм!

— Это был побочный продукт при попытке найти синтетическую основу для духов, — объяснил он. — Никакого практического применения ему не нашли, но я оставил себе хороший запас для экспериментальных целей…

— И опрыскивать ею водителей — по-вашему, ужасно забавно?

— О нет! Долгие годы я злился — а кто не злится? — на наглых лихачей, которые наводняют наш город. И я бы никогда ничего не предпринял в этой связи, если бы не услышал, как одна из менее сдержанных жертв назвала одного из этих неотесанных людей вонючкой — наряду с другими словами, которые не стоит повторять. Это привело меня к несколько эксцентричной идее: почему бы не устроить хороший розыгрыш, заставив опасных водителей физически издавать тот запах, которым они уже пропахли в духовном, так сказать, плане. Поначалу проект выглядел непрактичным; но тут я вспомнил про аппарат невидимости, который десять лет пылился в моей лаборатории…