Цезарий Збешховский - Искажение [litres]

Только бы все это наконец закончилось. Пусть хотя бы раз что-то получится.

Пятница, 10 июня, 11.05

Портсаил, провинция Сайлан, Центральный Ремарк

Военный аэродром в Портсаиле встречает нас еще большей жарой, чем в Хармане, – тридцать пять с лишним градусов в тени, так что пот льется из штанин. Пока мы летели на «кассабианах», лицо обдувало приятным холодком. Неважно, что всю дорогу гудело в голове от лопастей ротора, по крайней мере, было чем дышать.

Сейчас, на слегка потрескавшемся бетоне, я чувствую себя будто на сковородке. Мы выскакиваем друг за другом из вертолета, и обслуживающий персонал направляет нас в здание, возле которого стоит жандармерия. Перед входом в зал ожидания каждого обнюхивают большие собаки. Якобы случаются попытки контрабанды «пифии», местного наркотика из толченых водорослей, и нас проверяют, а Гаусу чересчур дотошный «жетон» заглядывает даже в дорожную сумку.

– Мудак гребаный, – комментирует Вим, когда мы садимся на скамейку.

– Херня все это, – замечает Водяная Блоха. – Даже если у тебя кило этого порошка, собаки ничего не почуют. Говорят, они не обучены.

– Знаете, а я вообще ничего о нем не слышал, – говорит Пурич. – В смысле, об этом наркотике.

– Да так, обычная мозгоебка, – подытоживает Водяная Блоха. – Ничего особенного.

От Неми я слышал нечто совершенно иное. Ремарцы употребляют «пифию» уже много веков, она имеет для них религиозное значение – по крайней мере, имела когда-то, во времена величия их страны. Некоторые утверждают, что наркотик вызывает видения будущего. Если войти в транс, можно заглянуть за завесу времени.

У нас два часа до вылета. Транспортники С-515 заберут нас несколькими группами. Один полетит в город Рамма, один в Коден, один совсем близко, в Тирон, а последний, кажется, на запад, в Бильден. Все это ради нашего комфорта и безопасности – так нам говорил на плацу полковник Хербст перед вылетом с базы Эрде. На самом же деле причина в том, чтобы самолеты не летали порожняком, забирая из многих мест снабжение для МСАРР.

По залу ожидания бродят множество парней из разных полков, частей и родов войск. Пурич заводит разговор с двумя танкистами из Любеи, затем к ним присоединяются Баллард и Соттер. Рядовые с местной базы о чем-то ожесточенно спорят в углу с жандармами. Я не таращусь на них, как другие, а просто дремлю, мечтая о холодном душе.

Я не звонил родителям. Хочу устроить им сюрприз. Естественно, в душе таится тень страха, что я не застану их дома – может, они уехали в отпуск или в гости к знакомым. Но они почти не выезжают из Раммы, уже несколько лет перестав путешествовать дальше торгового центра. Люди не меняются столь сильно за полгода, успокаивает меня голос разума. А если уж и меняются, то в худшую сторону.

Водяная Блоха, который куда-то исчезал, приносит в пластиковой сетке несколько банок пива. Шипит холодный напиток. В это мгновение Дафни выглядит гребаным героем. Норман пьет столь жадно, что белая пена течет по его подбородку. Таков вкус ограниченной свободы и радости от близких встреч.

– Как-то странно чувствуешь себя без оружия, – вдруг говорит Баллард.

Я киваю и снова погружаюсь в дрему. Скоро нужно будет собираться.

Суббота, 11 июня, 08.20

Город Рамма, Центральная провинция, Республика Рамма

Я чувствую, сынок, что сейчас я ближе к тебе, чем когда-либо прежде. Я брожу по узким и не слишком чистым улицам района Захем с наушниками в ушах и диктую коммуникатору это письмо, ища твои следы в этом городе. Я рассчитываю на удачу, на слепое везение. А может, на улице вдруг появится твоя мама, и я увижу, где ты живешь?

Вчера я расспрашивал о тебе знакомых. Они очень удивлялись, что я вернулся из Ремарка и вместо того, чтобы «заняться чем-нибудь приятным», пытаюсь отыскать тебя. Я звонил и писал всем, кто только приходил мне в голову. В конце концов одна женщина, давняя моя и мамина знакомая, сказала, что вы жили где-то в другом месте, но весной вернулись в Рамму. «Вроде бы Нина купила квартиру в Южном Захеме, недалеко от площади Свободы», – доверительно сообщила она мне, и я пришел сюда.

Я не мог заснуть, несмотря на усталость после перелета. Мешал затхлый воздух в пустой квартире, мешала тишина, удобная кровать и чрезмерная безопасность. У меня дрожали руки, когда я принимал снотворное, но даже оно не помогло. Я вскочил в пять утра и не смог снова уснуть – может, потому, что мне снились дурные сны или я слишком много думал о нашей встрече.

Я брожу по этому району уже два часа, постепенно теряя надежду. Но одна лишь мысль, что ты за одним из этих темных окон, за размалеванной спреем бетонной стеной, доставляет мне радость. Я хочу, чтобы ты знал – я всегда помню о тебе, даже если люди станут говорить, будто я тебя забыл. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя любимым.

Днем мы с отцом сидим в кухне и обедаем купленной в супермаркете едой – рублеными котлетами, картофельным пюре и морковкой с горошком. Не так уж плохо, хотя и не особенно вкусно – в мясе ощущается картон. В самый раз, чтобы двое мужчин, которым не хочется заниматься готовкой, утолили первый голод и могли спокойно поговорить.

Отец в сотый раз извиняется, что не пришел вчера на аэродром. Сообщение о моем прилете он получил на озере Грени, когда отвозил мать в санаторий. Он не сказал ей, что я приехал в отпуск, и она очень удивилась, когда он заявил, что у него есть важные дела и он не может провести с ней даже несколько часов. Какие важные дела могут быть у моего отца? Разве что новая серия почтовых марок.

Поев, мы перебираемся к телевизору, по которому показывают повторение матча. В руках держим банки с крепким пивом, медленно, глоток за глотком, потягивая коричневую жидкость. Я приглушаю голос комментатора, и начинают немилосердно тикать старые часы с кукушкой. Немного пива выливается на расшитую цветочками скатерть, и я вскакиваю за тряпкой.

– Оставь, Маркус! – хватает меня за руку отец.

– Но, папа, у тебя из-за этого пятна будет полно проблем. Мама тебе житья не даст.

– Мамы здесь нет, – с некоторым удовлетворением в голосе говорит он. – Так что можем наконец делать, что заблагорассудится. – Слова его звучат настолько неуместно, я даже раскрываю рот от удивления. – Лучше расскажи, как там. Все, что захочешь. Мне интересно, каковы из себя эти ремарцы. И про свою девушку и товарищей тоже. Вам очень тяжело, когда вы идете в патруль?

– Сложно объяснить, папа. Даже не знаю, с чего начать.

– Догадываюсь, сынок. Но рассказывай – хотя бы послушаю твой голос.

Каждый, с кем я говорю, спрашивает, как там. А я отвечаю общими фразами, что там жарко и немного дико, что жители Ремарка крикливы, но даже в чем-то симпатичны, и что они неистово сражаются друг с другом, а мы не даем им друг друга перерезать. В подробности не вдаюсь, чтобы не вызывать в памяти затаившиеся в мозгу картины. Но сейчас все иначе.