Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

Минуты казались часами, глаза саднило от напряженного высматривания, а решимость и азарт исчезли без следа, осталась лишь воля, жесткая, как натянутая тетива. В разум просачивалась боязнь неудачи, а вместе с ней полностью созревшее, до сего момента отторгавшееся понимание того, что эта неудача может означать – не только для всего мира, но и для чести и достоинства человека по имени Гендерсон Джеймс.

Осознав эту роковую перспективу, он понял, как следует поступить, если окажется, что пуудли не прячется здесь и нет ни малейшего шанса найти его и убить. Надо обратиться к властям. Сообщить в полицию, написать в газеты, выступить по радио – любым способом предупредить горожан…

И разоблачить себя – человека, чье тщеславие и самонадеянность поставили жителей Земли под удар врага, замышляющего отнять у них планету.

Люди просто-напросто не поверят. Люди будут смеяться над ним, пока смех не превратится в кровавый кашель разорванных глоток. Джеймса прошиб пот при мысли о цене, которую заплатит не только этот город, но и целый мир, прежде чем убедится в его правдивости.

Послышался шорох, возникло черное пятно на фоне еще более густой черноты.

В кустах перед Джеймсом, не далее чем в шести футах, встал со своей лежки пуудли. Джеймс вскинул револьвер, палец напрягся на спусковом крючке.

«Не делай этого, – заговорил в его мозгу пуудли. – Я пойду с тобой».

Палец надавил с расчетливой медлительностью, и револьвер подпрыгнул, но в этот самый миг по сознанию бичом хлестнул ужас. Не дольше секунды продержался в уме Джеймса кошмарный посыл, раздирающий мозг заряд мерзости, – и улетел прочь, как отрикошетившая пуля.

– Слишком поздно, – проговорил Джеймс, и его голос дрожал, и дрожал его мозг, и дрожало тело. – Надо было атаковать сразу. Ты потерял драгоценные секунды. Если бы не промедлил, то опередил бы меня.

«Как просто, – подумал Джеймс. – Гораздо проще, чем я ожидал».

Пуудли мертв или умирает, и миллионам ни о чем не подозревающих жителей Земли больше не грозит гибель. И ничто не грозит самому Гендерсону Джеймсу. Он не будет опозорен, не лишится той скромной крепости, которую построил за годы, чтобы укрыться от беспощадных глаз общества. Нахлынула волна облегчения – и сошла: ни пульса, ни дыхания, только страшная слабость.

«Глупец, – заговорил пуудли, и близость смерти туманила его слова в мозгу Джеймса. – Глупец, однодневка, дубликат…»

Он умер, и Джеймс ощутил это. Ощутил, как ушла жизнь и осталась только пустота.

Джеймс медленно поднялся на ноги. Казалось, его разбил паралич. Поначалу он решил, что это из-за случившегося. Ведь он познал смерть – таившаяся в мозгу у пуудли, она только что тянула к нему руки.

Пуудли хотел его заморочить. Увидел револьвер и попытался вывести Джеймса из равновесия, а в следующий миг атаковал разрывающей разум мыслью. Но задел лишь самый краешек мозга. Промедли Джеймс еще хотя бы миг, с ним было бы покончено. Ослабни хоть чуть-чуть палец на спусковом крючке…

Наверняка пуудли знал, что логика подскажет Джеймсу искать его в зоопарке. Но похоже, слишком уж презирал охотника – не пытался выследить, не устроил засаду, даже логова своего не покинул. Ждал, пока Джеймс едва не споткнулся об него. И это странно, ведь пуудли с его сверхъестественными психическими способностями должен был угадывать каждый шаг преследователя. С момента своего побега ежесекундно выяснять, что у Джеймса на уме.

И Джеймс знал об этой его способности… Стоп! Нет, он узнал только сейчас, в эту самую минуту, – но теперь кажется, будто был осведомлен в самом начале.

«Что же со мной творится? – подумал он. – Что-то неправильное. Я должен был знать, что не застану пуудли врасплох, но я не знал. А он знал о моем приближении – и мог бы с легкостью прикончить меня в любой момент, после того как я вылез из рва».

«Глупец, – сказал пуудли. – Глупец, однодневка, дубликат…»

Дубликат!

Джеймс ощутил, как из него – Гендерсона Джеймса – уходят воля, и личность, и твердое, не подвергавшееся прежде сомнению восприятие себя как Гендерсона Джеймса, человека. Словно кто-то перерезал нитку, и Джеймс – кукла-марионетка – безвольно обмяк на сцене.

Так вот почему он не застал пуудли врасплох! Два Гендерсона Джеймса! Пуудли контактировал с одним из них, с оригиналом, с настоящим Гендерсоном Джеймсом, и знал о каждом его шаге, и был уверен, что пребывает в безопасности, пока тот далеко. Пуудли не подозревал о существовании второго Гендерсона Джеймса, подкрадывающегося к нему в ночи.

Гендерсон Джеймс, дубликат.

Гендерсон Джеймс, однодневка.

Гендерсон Джеймс – сегодня ты есть, а завтра тебя не будет.

Да, его не оставят в живых. Оригинальный Гендерсон Джеймс не допустит, чтобы его копия продолжала существовать. Даже если бы он допустил, не позволило бы общество. Дубликатам дается очень короткий срок, и нужны они для весьма особых задач. А когда задача выполнена, дубликату обязательно открывается горькая правда: теперь ему конец.

Теперь ему конец… Да, в буквальном смысле. С глаз долой, из сердца вон. Его прикончат безжалостно и хладнокровно – так отрубают голову курице.

Он подошел в темноте к пуудли и опустился на колено, провел рукой по его телу. Ладонь тут и там натыкалась на бугорки. Но этим созревшим почкам уже не дано полопаться, исторгнув выводок детенышей.

Джеймс встал.

Дело сделано, пуудли мертв, орда чудовищ не вырвалась на свободу. Можно возвращаться домой.

Домой?

Ну конечно, эта мысль записана в его мозгу. Так он должен теперь поступить. Вернуться в дом на Саммер-авеню, где поджидают палачи. Безмятежно, ни о чем не подозревая пойти навстречу гибели.

Его создали для выполнения одной конкретной задачи. Еще час назад он учитывался в чьих-то планах, а теперь стал не нужен. Бесполезен. Избыточен.

«Нет, минуточку! – сказал он себе. – А что, если я не дубликат? Ведь я не чувствую себя дубликатом».

И это правда. Он чувствует себя Гендерсоном Джеймсом. Он и есть Гендерсон Джеймс. Живет на Саммит-авеню. Незаконно добыл неземного зверя, известного под названием пуудли, чтобы разговаривать с ним, исследовать его реакции, измерять параметры его разумности, раскрывать силу, глубину и направленность его нечеловечности. Конечно, он совершил несусветную глупость, но тогда казалось исключительно важным понять враждебную инопланетную психику.

«Я человек», – сказал он себе.

И это действительно так, но данный факт ровным счетом ничего не значит. Конечно, он человек. Гендерсон Джеймс – человек, и его копия не отличается от оригинала. Копия создана с учетом всех его черт, повторена даже самая малейшая деталь.

И тем не менее, сколь бы точно ни совпадал дубликат с оригиналом, сколь бы полноценной личностью ни ощущал он себя, это все же новый человек. Он способен постигать и думать, и однажды ему станет известно все, что известно оригиналу.