Эрве Ле Теллье - Аномалия [litres]

– Есть.

Виктор выходит из-за кулис, под треск вспышек поднимается на эстраду, занимает свое место, подавляет зевок. Он и правда расслабился.

– Здравствуйте все. – Клеманс Бальмер берет микрофон. – Не буду утомлять вас долгими разговорами, полагаю, у вас накопилось много вопросов…

Виктор не узнаёт ни одного из сотни присутствующих здесь журналистов. Вряд ли речь пойдет о литературе, газеты прислали репортеров, а не критиков. Если кто-нибудь из них и прочел “Аномалию”, то по долгу службы. Когда Клеманс заканчивает, все руки тянутся вверх. Невозмутимо дирижируя этим хаосом, она дает слово высокому парню в первом ряду.

– Жан Ригаль, “Монд”. Месье Месель, с тех пор как вы уехали из Парижа в марте, для вас прошла всего неделя. Но за эти четыре месяца столько воды утекло, особенно в вашем случае, вы написали книгу, и случилось то, что следует назвать вашей смертью. Как вы справляетесь с этой невероятной ситуацией?

– Как могу. Я прочитал “свою” книгу, а также некрологи в разных газетах. Чтобы увидеть все это, и умереть не жалко.

– Вы считаете, что “Аномалия” – ваша книга?

– Что значит “ваша”, поясните.

Виктор догадывается, что Клеманс на пределе, и берет себя в руки.

– Простите мне эти выкрутасы. Я определенно узнаю себя в каких-то высказываниях. Но это еще не значит, что эту книгу написал я, тот я, который с вами сейчас разговаривает. Впрочем, я получаю авторские, это главное.

“Говорила же, не придуривайся”, – красноречиво вздыхает Клеманс, сто раз пожалев, что посоветовала ему принять лексомил.

– Как вы полагаете, в этой книге кроется ключ к инциденту с вашим самолетом?

– Тысячи людей ищут его. Если такой ключ и существует, они найдут его раньше меня. Тем более, как вы знаете, держащий в руке молоток везде видит гвозди.

– Вы считаете, что мы все находимся в некой симуляции?

– Не знаю. Перефразируя Вуди Аллена, я бы сказал, что если это так, то я надеюсь, что у программиста есть хорошее оправдание. Потому что мир, который они создали, это ужас что такое. Хотя, насколько я понял, мы как раз сами его и создаем.

– Месье Месель, как вы, несомненно, знаете, почти все пассажиры вашего рейса скрывают свою личность. Почему вы согласились жить открыто?

– Не думаю, что мне что-то угрожает. В любом случае я нахожусь под охраной полиции. Мне предоставляется психологическая помощь. Все под контролем.

– Как вам кажется, вы почувствовали тот конкретный момент, как многие говорят теперь, “расхождения” или даже иногда “аномалии”?

– Конечно, как и все остальные. Турбулентность прекратилась, и солнце осветило салон самолета. Эта фраза может послужить также идеальным описанием действия прозака.

Зал смеется, Виктор тоже, он немного поплыл, и Клеманс в ужасе от его клоунады.

– Вы не знаете, почему ваш “двойник” покончил жизнь самоубийством?

– Наверное, он хотел умереть. Это основная причина самоубийств.

– Какие отношения вас связывают с Иляной Лесковой?

– На данный момент никакие. В лучшем случае предсмертные, скажем так.

Виктор сияет, прямо ходячая реклама бромазепама. – Анн Вассер, “Таймс литерари сапплемент”. Вы работаете над новой книгой, месье Месель?

Виктор вглядывается в последний ряд, откуда доносится женский голос с легкой хрипотцой. Его лицо озаряется. Это та самая девушка, которая на переводческом коллоквиуме в Арле интересовалась юмором у Гончарова.

– Да. Я сейчас пишу книгу.

Клеманс смотрит на него в изумлении.

– Классический сюжет, – продолжает Месель. – Женщина вновь появляется в жизни мужчины, когда он думает, что она исчезла навсегда. Роман будет называться “Аскот, или Возвращение английского крема”.

– Потрясающее название, – улыбается молодая женщина.

– Последний вопрос, – объявляет Клеманс Бальмер, понимая, что Месель сейчас думает о чем угодно, кроме пресс-конференции.

– Андреа Хильфингер, “Франкфуртер альгемайне”. Как бы вы определили то, что случилось вчера вечером в Соединенных Штатах?

– Как бы я это определил? Я думаю, Соединенные Штаты Америки уже просто наименование. Всегда существовало две Америки, и теперь между ними нет взаимопонимания. Поскольку я ассоциирую себя скорее с одной из них, то тоже не понимаю другую.

Вторник, 29 июня 2021 года.

Нью-Йорк, Театр Эда Салливана

Старшая гримерша “Позднего шоу со Стивеном Кольбером” восторженно любуется результатом своей работы.

– Отлично выглядите, Адриана. Я вас, кстати, причесала немного иначе.

– Стивен заканчивает вступление, – прерывает ее ассистентка, войдя в комнату. – Следуйте за мной. Когда я трону вас за плечо, идите на сцену, хорошо?

Не дожидаясь ответа, она выходит из гримерки, Адриана спешит за ней по коридору к огням рампы, но им еще приходится постоять за кулисами, пока допоет группа Stay Human .

Сидя за столом, лицом к зрителям, Стивен Кольбер просматривает свои записи, и когда камера возвращается на него, звездный ведущий CBS нарочито хмурится.

– Сегодня вечером я имею честь приветствовать совсем юную актрису, чья слава еще пока не в зените (крики разочарования) . Зачем так грубо, мне за вас стыдно (смех в зале) . Итак, дамы и господа, встречайте… Адриана Беккер!

По знаку Стивена Кольбера зажигается панно “Аплодисменты”, и публика немедленно аплодирует. На сцену выходит худенькая девушка, почти подросток, в джинсах, кроссовках и синем свитере из ангорской шерсти, каштановые кудри спадают ей на плечи. Ведущий идет к ней и, чтобы она успокоилась, целует в щеку.

– Здравствуйте, Адриана Беккер. Я счастлив, что вы здесь с нами.

– Здравствуйте, Стивен. Я счастлива быть здесь.

– И впечатлены, я надеюсь. Впервые на телевидении?

– Да.

– Все бывает в первый раз. Я помню свою первую любовь, наш первый ужин в ресторане, это было очень романтично, кстати, я до сих пор храню счет (смех в зале) . Адриана, вам двадцать лет, и вы актриса. В мае мы видели вас в “Ромео и Джульетте”. Вы играли…

– Джульетту.

– Конечно, вы играли Джульетту. И где вы играли Джульетту?

– В театре Сандры Файнштейн-Гэмм, – еле слышно шепчет она. В зале раздаются злые смешки. Юная Адриана заливается краской. Стивен Кольбер поднимает брови, и она добавляет: – Это… в Уорике, на Род-Айленде. Совсем маленький театр…

– Адриана, вам незачем краснеть. Знаете, Мэтт Дэймон вообще начинал статистом: он играл пиццайоло и, протягивая клиенту “Маргариту”, произносил одну-единственную реплику: “С вас пять долларов”. Теперь он всем рассказывает, что это была семидолларовая “Регина”, но он тот еще хвастунишка (смех в зале). Извините, Адриана. И в какой пьесе вы собираетесь сыграть в ближайшее время?