Эрве Ле Теллье - Аномалия [litres]

Она оделась полностью и внезапно холодно передразнила его:

– Только ты и я? Ты и я? Ты что, думаешь, что любишь меня, потому что у тебя встает, когда ты во мне, а я люблю тебя, потому что кричу “Возьми меня, трахни посильнее”, да? Мы не пара, Рафаэль, это не любовь, это пустышка, просто пустышка. Химия, туфта. Ты не понимаешь, что все это туфта!

Рафаэль ошарашенно замолк, а потом взорвался, выпалил:

– Вали! Вали отсюда!

Люси пожала плечами, забрала часы, надела кольцо на безымянный палец и ушла. Он закрыл за ней дверь, подошел к окну посмотреть, как она идет по улице, садится на скутер и исчезает из виду. Он так и стоял, убитый горем и униженный этой женщиной, которой он вроде как овладевает, но никогда не обладает ею. Он не сомневался, что через неделю или через месяц она позвонит ему как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло. Он откроет ей дверь, скажет: “Я думал, ты не вернешься”. Она удивленно посмотрит на него. И разденется.

Люси Джун считала, что ей никогда не будет стыдно за этот цирк. Не важно, что думает Рафаэль, что думали все остальные до него, но внезапно, стоя перед этой другой Люси со змеиным взглядом, знающей обо всем, вплоть до жутких сцен доминирования, которые возникают у нее в воображении и помогают кончить, Люси Джун замирает от отвращения. Вот она, во всей красе, голая, гадкая, непристойная. Это уже даже не выжженное пространство, а помойка под открытым небом.

Она вздрагивает. Интересно, Люси Марч тоже сейчас подумала о Рафаэле? Продолжает ли она с ним видеться? А не все ли равно?

– Я вообще не уверена, – говорит Люси Марч, – что Луи готов встретиться, как бы это сказать… с двумя мамами…

– Он очень умный мальчик, очень взрослый, – подает голос психолог. – Судя по его реакциям, он справится с ситуацией. Ему решать.

Дело в том, что Луи уже в курсе. Спецслужбы потребовали, чтобы он приехал с Люси Марч, и вот уже больше часа в соседней комнате с ним беседует детский психолог. Луи понял, что у него не две мамы, а дважды одна и та же мама. Когда психологине показалось, что момент настал, она включила монитор, ретранслирующий без звука встречу обеих Люси.

– Ни фига себе, – только и сказал мальчик, вытаращив глаза.

Психологиня засмеялась, кивнула. Да, именно что ни фига себе. Она повторила ему, что это секрет, что его надо обязательно хранить и что это может быть опасно. Но Луи заботит другое:

– Меня попросят выбрать одну из двух? Потому что, когда родители разводятся, детей спрашивают, с кем они хотят жить, с отцом или с матерью. Ну, тут, конечно, не совсем тот случай.

Луи прав, это не совсем тот случай, отмечает про себя психолог, и все же ради блага мальчика придется заключить некий пакт или, скорее, альянс, прийти к какому-то соглашению, не обидев ни одну из Люси.

Луи не может ни сформулировать это, ни даже признаться себе, но его любимая мама – трехмесячной давности, та, что каждый вечер звонила Андре, долго говорила с ним по телефону и несколько раз в неделю отвозила сына к бабушке. Для Луи, самого ее дорогого человека, вторжение в их жизнь веселого седого верзилы стало облегчением. Обычный распорядок был нарушен, Луи нравилась безмятежность матери, ее смех и задумчивые взгляды. У менее вездесущей мамы были свои преимущества, и когда она ушла от Андре, Луи снова занял центральное место, с сожалением вернувшись к их привычному укладу жизни старой супружеской пары.

Он знает Андре уже три года, а по его шкале времени это целая вечность. Каждое лето архитектор приглашал их в свой дом на юге. Именно там Андре как-то вечером достал с чердака старый сундучок и научил его играть в “Подземелья и драконы”, изобретать миры, замки, вживаться в своего персонажа, сражаться с орками и монстрами. Он подарил ему этот сундучок и наборы многогранных кубиков, показал, как вычислять свои шансы, выбирать лучшее оружие, лучшую тактику. Всего за несколько партий Луи стал эльфом-колдуном третьего уровня, а его мать гномшей-лучницей. А еще Андре научил его загадывать загадки.

– Хотите загадку? – спрашивает Луи.

– Давай, – улыбается психолог.

– У бедных это есть, у богатых нет, а если это съесть, то умрешь.

Психолог сдается.

– Это ничего.

– Ничего?

– Ничего. У бедных ничего нет, богатым ничего не надо, и если ничего не есть, то умрешь.

– Отличная загадка. Я ее запомню.

– Может, бросить кубики, чтобы узнать, с какой мамой я останусь? – неожиданно предлагает Луи.

Психолог улыбается ему в ответ. Малларме, в общем, рассуждал верно, но в данном случае, скажем так, бросок костей не исключает пакостей. И потом, ей очень понравился “Дайсмен, или Человек жребия” Люка Райнхарта, культовый роман семидесятых, в котором психиатр, погибающий от скуки и неудовлетворенности, разыгрывает в кости каждое свое решение. Ее поражает умная стратегия, выбранная Луи в попытке избежать ужасного надрыва, его спонтанная ирония, признак зрелости, и тут вдруг ей становится совершенно очевидно, что Луи прав. Так и надо поступить – Луи останется хозяином своей жизни, ему не придется взваливать на себя бремя решения.

– Отличная идея, Луи, – кивает психолог.

Но мальчик сам должен установить правила.

– Как ты себе это представляешь?

– В начале недели я сыграю семь раз, по разу на каждый день. Если на понедельник выпадет четное число, то это одна мама, а нечетное – другая и т. д.

– Почему бы и нет.

Она быстро подcчитала в уме – риск для каждой Люси лишиться сына на целую неделю – один из ста, и один на тысячу, если брать десять дней подряд. То есть Люси не будут ущемлены и не возразят против приговора кубиков. Как-нибудь уж они сорганизуются.

– Ну что, пойдем к ним? – предлагает психолог. Луи кивает, и они входят в комнату, где их ждут обе Люси. Остановившись на пороге, он смотрит на них, сначала на одну, потом на другую и повторяет с улыбкой: “Ну ни фига себе”, потом, не отдавая предпочтения ни одной из них, садится напротив и спокойно излагает свой план.

Молодые женщины пытаются сдержать бушующую в них бурю, улыбаются Луи, каждая пытается поймать его улыбку. Если бы Луи был собакой и у одной из Люси оказалась бы косточка, она бы зажала ее в кулаке, чтобы приманить его. Но они смотрят на него, слушают, что он говорит, и в глубине души восхищаются своим невероятно чудесным сыном.

Когда Луи заканчивает, наступает неловкая пауза, и тогда он не выдерживает:

– Я придумал это из-за “Подземелий и драконов”.

Он гордо улыбается, как будто это все объясняет. Люси кивают, смирившись. Иногда худшее решение оказывается лучшим.

– Давайте я загадаю вам загадку, – говорит Луи. – Мы родились у одной и той же матери, в один и тот же год, месяц и день. Но мы не близнецы и даже не двойняшки. Почему?