Эрве Ле Теллье - Аномалия [litres]

– Это тут ни при чем, – шепчет она.

Наступает тишина, в застекленную дверь тихо стучат, они все втроем разом оборачиваются к агентам ФБР, но те, то ли пугливые, то ли запуганные, не осмеливаются выйти на балкон.

– Сделайте себе кофе, – предлагает Эби, чтобы избавиться от них.

– А что Эллен? – спрашивает Джоанна Джун. – Как она?

– Все в порядке, она сегодня на процедурах. И… мне пришлось согласиться на место в “Дентон & Ловелл”. Я занимаюсь делом “Вальдео”, процесс гептахлора.

– Да ладно? С этим подонком Прайором? Ты… Я пошла на это?

– Он не подонок, это просто расхожее мнение, потому что он миллиардер.

Джоанна Джун в курсе. Это очевидная нелепость. Конечно, она поступила бы так же, чтобы заплатить за лечение, но еще и потому, что это все-таки, как ни крути, “Дентон & Ловелл”… Она машинально протягивает руку Эби, и он так же машинально сжимает ее. Заметив этот жест, вторая Джоанна начинает задыхаться, ужасная боль раздирает ей грудь. Ее сестра навсегда останется ее сестрой, но нового Эби у нее не будет. Одна любовь множится до бесконечности, другая неделима.

– Это ужасно. – Эби берет за руку и ее. – Я не люблю вас обеих. Я люблю одну женщину, ее зовут Джоанна.

Ему трудно говорить. Слезы, блестевшие у него в глазах, теперь безудержно текут по щекам. Столько слез.

Вторник, 29 июня 2021 года.

Париж, улица Мурильо

Двумя днями ранее Отдел психологических мероприятий ФБР передал спецслужбам дружественных стран свой протокол из пяти пунктов: подготовка, информирование, встреча, наблюдение и защита. Но все эти регламенты ничего не решают: в неприметном парижском особняке, который СВДК [35] СВДК (SDECE) – Служба внешней документации и контрразведки Франции, в 1982 году переименована в Главное управление внешней безопасности. сохранила, поменяв вывеску, в комнате с задернутыми тюлевыми занавесками, выходящей на парк Монсо, две Люси Богарт уже четверть часа проходят очную ставку друг с другом, и с первых же мгновений они сцепились не на шутку.

Это тотальная война. Люси Джун, вернувшись во Францию, сразу поняла, что ее не избежать. Люси Марч настроена так же категорически. Ее сын, их сын, квартира, фильмы, которые сейчас в работе, все, вплоть до шмоток, становится предметом кровопролитных сражений и дурацких стычек.

Психологи ожидали чего-то в этом роде: вот уже десять лет как Люси и ее сын живут вдвоем в замкнутом пространстве любви и нежности, молодая женщина никогда не рассматривала возможность совместной опеки с отцом ребенка, юным оболтусом, испугавшимся отцовства, который не пожелал заняться воспитанием сына и соблаговолил им хоть как-то заинтересоваться всего несколько лет назад. И что, теперь прикажете договариваться с этой другой Люси, безропотно смиряться с невыносимостью разлуки? Ни одна из них не согласится положить свою жизнь на алтарь пресловутого “душевного равновесия” ребенка, любимой присказки детских психиатров, ничего в этом не смыслящих. В материнской любви чудовищный эгоизм яростно борется с самой лучезарной щедростью.

– Луи не готов, – твердит Люси Марч.

– Он мой сын, – упорствует Люси Джун. – В той же степени, что и твой.

Люси Марч упрямо смотрит в пол. И отвечает, не поднимая головы:

– Важнее всего его душевное равновесие. Я против.

Против? Что значит “против”? По какому праву ей запретят видеться с сыном? Она не понимает, что она тоже его мать? Что она не менее законна? Люси Джун в ярости, она не может с собой совладать. И конечно, от точно такой же ярости бледнеют щеки второй Люси, от той же ярости дрожит и ее голос.

– Я больше ни одной ночи не останусь в отеле, – кричит Люси Джун. – У меня есть квартира. Вы вообще соображаете, каково мне? – Она делает глубокий вдох. – У меня ты жить не будешь.

Одна из психологинь еле слышно хмыкает. Тут нужен брачный консультант, специалист по разводам. Она собирается вмешаться, но тут Люси Джун неохотно добавляет:

– Ну не постоянно.

– Сложилась… беспрецедентная ситуация, мадам Богарт, – пытается влезть молодой человек из Министерства внутренних дел. Он недавно окончил ЭНА [36], выпуск имени Ханны Арендт, угодил прямо в кризисный отдел и теперь горько сожалеет об упущенной должности в Минсельхозе.

– Мы на пути к принятию решения… – запинаясь, говорит он.

– Я тут не более “лишняя”, чем мадам, проживающая у меня дома с моим сыном. Вы знаете, что мне уже пять дней не дают пообщаться с Луи?

Но злится она не только из-за Луи. Она еще ненавидит в другой Люси то, как дрожит ее подбородок в приступе бешенства, как она еле заметно поджимает уголки губ, и эту ее излюбленную манеру из последних сил сдерживать досаду под маской безразличия, и то, как она, сморщив нос, поднимает повыше очки. Знакомые ужимки. Но еще ее мгновенно очаровало изящество Люси, ну, ее собственное изящество, и ее тело, такое стройное, хрупкое, уязвимое, сразу пробуждающее в мужчинах инстинкт защитника и жажду обладания, – Люси Джун гневно смотрит на Люси Марч и думает о Рафаэле.

Люси познакомилась с ним год назад на съемочной площадке. Он оператор. Несмотря на приземистую фигуру и боксерский нос, Рафаэль вполне себе обаятелен. Она поняла, что он на нее запал. Время от времени она звонит ему: если он свободен, она приходит, наспех целует его, раздевается, ложится на кровать и хочет, чтобы он взял ее сзади, только так, оттягивая ей волосы и удерживая за бедра; она кончает, выгоняет его из себя, энергично ему дрочит, и стоит ему достичь наслаждения, как она тут же бросает его, наскоро принимает душ и немедленно уезжает. Ей ничего больше не надо. Какой там тайный сад, это уже выжженное пространство. Рафаэль не первый и не последний. Не любить намного проще.

Она навестила его за несколько дней до отъезда в Нью-Йорк с Андре.

В тот день, как обычно, войдя, она скинула пальто, сняла часы и кольцо из белого золота с сапфиром, подарок Андре, бросила ему: “У меня от силы полчаса”, – и он, почувствовав, что она очень торопится, так разволновался, что не смог за ней поспеть. Он встал на колени у нее между ног, ему хотелось нежно облизать ее, но, как всегда, она его оттолкнула: нет, перестань, зачем, и приняла привычную позу, так, чтобы он видел только ее волосы, ее спину, ее задницу. Несколько минут спустя она уже стояла под душем, и Рафаэль сказал:

– Знаешь, Люси, хорошо бы нам видеться почаще, а не ждать, пока в твоем ежедневнике выпадет пустая строчка. Мы могли бы пойти в ресторан или в театр.

Люси молча посмотрела на него, вытерлась, надела трусы и носки. Он продолжал:

– Или взяли бы и поехали на несколько дней в Брюгге, в Венецию, куда захочешь, только ты и я.