Сара Ведлер - Созерцатель. Вечная молодость

Она печально мотает головой.

— Не будь такой, Джо.

Я ничего не отвечаю. Она всегда была более кроткая, чем я, иногда я кажусь себе ужасным человеком, в отличие от нее.

Какое-то время, мы молча стоим на палубе, в то время как небо над Финистеррой окрашивается в темный цвет от поднимающегося дыма. Я глубоко вдыхаю, и радуюсь, что воздух на море ясный и бес сажи.

Пейшенс первая отрывает взгляд от неба и смотрит в сторону каюты.

— Тут где-нибудь есть ванная комната?

— Тебе опять плохо?

— Нет-нет, это уже в прошлом.

Лодки, которые мы нашли в маленькой бухте в стороне от деревни, все были комфортабельными, но старыми. Я предполагаю, что их построили промышленники, специально для переправки на Финистерру, чтобы посетить Юру. Некоторые из них, были покосившимися, покрытыми водорослями и ракушками, а некоторые, вообще развалившимися на части.

Эта лодка в порядке, и мы действительно нашли небольшую ванную под палубой. Я рада, что могу оставить там Пейшенс. Мне нужно несколько минут, чтобы побыть одной. Я медленно поднимаюсь по лестнице в застекленную кабину управления, где Сай знакомится с техникой, в то время как мы с грохотом, медленно выходим в море.

Он засучил рукава на футболке, которую ему дал Хосе. Я уставилась на его руки, медленно закрывая за собой дверь. Услышав щелчок замка, он поворачивается, узнают меня и улыбается.

— Снова обошлось, да?

Я киваю и спиной прислоняюсь к дереву.

— То, что произошло…

— Прошу тебя, — я мотаю головой. — Не начинай сейчас извиняться.

Сай подходит ко мне, но больше ничего не говорит. Хоть я и не смотрю на него, но чувствую, как его взгляд буквально пронзает меня. Он опирается руками в дверь, слева и справа от меня, и молчание между нами, становится всё громче, пока он наконец не спрашивает:

— Что?

Я не могу произнести ни слова, но знаю, что у меня нет иного выбора.

— Сай, я… — Я прокашливаюсь. — Эта ситуация с нами. Между нами. То, что происходило в последние дни…

— Происходило? — Его голос звучит хрипло.

Мне все-таки удается поднять взгляд, и я заставляю себя смотреть ему в глаза, в эту глубокую, непроницаемую голубизну его глаз.

— Да, происходило. Мы ввязались в то, во что не должны были ввязываться, в то, что не имеет смысла и вообще плохо для нас. Мы созерцатели, мы не можем и не должны любить друг друга. И мы сейчас прекратим это.

— Сейчас прекратим? — Его голос звучит резко, и он в ярости ударяет по двери. Деревяшка позади меня вибрирует.

— Мы просто нажмём на кнопку и сделаем вид, будто ничего не было, так ты себе это представляешь?

— Мне не важно, как мы это сделаем. Главное то, что между нами всё кончено.

— Ещё ничего толком и не начиналось!

— Хорошо, тогда будет не так сложно принять, что всё в прошлом.

Мгновенно, он оказывается так близко ко мне, и я скрещиваю руки на груди, чтобы хоть немного держать его на расстояние.

— Ты рисковал жизнью Пейшенс из-за меня. Только уже это — неприемлемо. А если бы с ней что-то случилось, это значило бы и твою смерть. И кто знает, не поступишь ли ты так же вновь? Я не готова жить так дальше, зная об этом риске.

Сай пялится на меня. В его глазах появились красные капилляры.

— Ты — ледышка, — шепчет он.

Всё во мне кричит о том, что ему нужно сказать правду. Всё моё тело требует, броситься в его объятия и признаться, что я вовсе не могу представить себе жизнь без него. Что я даже боюсь такой жизни и что мне очень хочется, дать, нам двоим, серьёзный шанс. Но мне удаётся совладать с собой.

— Давай просто начнём всё с начала. Как созерцатели, возможно, как друзья, но не более.

Проходит несколько долгих минут, прежде чем он наконец отворачивается. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его плечу, но запрещаю себе это и вновь опускаю её. Я чувствую себя, словно вырвала сердце из собственной груди, и это при том, что ещё пару дней назад, я вообще даже не знала, что оно у меня есть.

— Я не перестану тебя любить, — говорит Сай охрипшим голосом.

Пока он медленно возвращается к штурвалу, деревянными механическими шагами, он расплывается перед моими глазами, становясь размытой картинкой.

— Тебе придётся, — выдавливаю я из себя приглушённым голосом и убегаю прочь из кабины.

Лишь сейчас, слёзы текут по моим щекам, и я никак не могу сдержать их.

На этот раз, Пейшенс не заболела морской болезнью, и меня мучает совесть, потому что мне хочется, чтобы она почувствовала себя достаточно плохо и немного прилегла. Но она очень бодрая, и всё время, пока мы движемся к французской земле, пытается завязать со мной разговор.

Наверху, на палубе, тепло даже тогда, когда опускается вечер и постепенно темнеет. Я нашла себе местечко впереди, на носу лодки, и всматриваюсь в пенную воду, которая чуть ли не в панике разлетается, рассекаемая корпусом нашей яхты.

— Я бы хотела, чтобы мы делали это чаще, — говорит Пейшенс, сидя рядом со мной на борту и болтая ногами. — Плавали на лодке.

— Вот так вот вдруг, — бормочу я.

Она смеётся и глядит на меня.

— На этот раз мне это нравится. Может потому, что нас не окружают мёртвая рыба и дурно пахнущие мужчины.

Я с болью вспоминаю часы, проведённые на рыболовном катере. Нет, собственно, лишь одно мгновение: появление Сая и непомерное облегчение, когда я увидела, что он ещё жив. Уже там, я должна была понят, что происходящее между нами — идея не из лучших.

Из-за глубокой печали о нём, я не заметила ядовитых паров и не убила купида, наблюдавшего за нами. Мои чувства к нему, похожи на яд, усыпляющий органы чувств. Нет, были похожи. Они были похожи, так как сейчас мне нельзя их испытывать, и я больше не буду этого делать.

— Ух ты! — внезапно шепчет Пейшенс. — Взгляни-ка на это, Джо.

Я поднимаю глаза и убеждаюсь, что в поле нашего зрения — земля. Узкая полоска на горизонте, сверкающая огнями города, простирающегося вдоль Гаврской бухты.

Париж, одна из самых больших современных метрополий. Сай держит курс на побережье, и с каждым метром, эта лента из света расширяется. И одновременно, друг за дружкой, на небе появляются звёзды, как будто вторя огням города. Захватывающее зрелище.

Но оно ничего не вызывает во мне: ни очарования, ни радости. После моего разговора с Саем, всё ужасно серое, и я чувствую, что это надолго.

Линн просыпается, и первое, что она чувствует, — это боль. Всё её тело болит, будто с ещё живого тела содрали кожу. Всё горит, не говоря уже о её глазах. Она спрашивает саму себя, остались ли у неё вообще глаза.

У неё вырывается стон, когда она ощущает рывкообразное движение. Сначала ей кажется, что кто-то тормошит её, как будто пытаясь разбудить. Затем она понимает, что её несут. Кто-то держит её на руках и, по всей видимости, поднимается вверх по лестнице.