Борис Конофальский - Во сне и наяву

Тут всё ещё было жарко, но по сравнению с тем, что было за Чертой… Даже сравнивать нельзя. Очень хотелось откашляться. Откашляться и вздохнуть поглубже. Света сделала большой вздох и… зашлась кашлем. Кашель был сильный, с мокротой, словно от хорошего бронхита. И после она стала выплёвывать коричневые, едва не чёрные сгустки. «Пипец! Вот это я там надышалась фу, дрянь какая», – думала девочка, разглядывая свои плевки. Минуту стояла, дышала полной грудью, потом, отдышавшись, поспешила отойти подальше от прозрачного барьера и, забираясь на гору битого камня, размышляла. Светлана не могла понять, сколько времени она там была, она подняла руку и вдруг увидала, что самый край рукава куртки почернел. Он обуглился. Пока она рассматривала рукав, на неё накатил приступ кашля, Света снова начала кашлять. Ей срочно нужно было выпить чего-нибудь. Светлана полезла в рюкзак, достала бутылку и долго пила, пока не выпила всё, что в ней оставалось. Даже тёплое питьё приносило облегчение. Она ещё покашляла и начала прятать бутылку, когда вдруг подумала, что времени она тут провела немало. Да, много времени, и скоро ей уже просыпаться. А не проснётся ли она, когда будет возвращаться по белому лесу? Ей стало не по себе от одной этой мысли. Она пойдёт по лесу и проснётся, а вечером ляжет спать и снова окажется в лесу, снова будет задыхаться. Пряча в рюкзак пустую бутылку из-под тархуна, она увидала внутри жестяную коробку. Фикус! И не стала долго раздумывать. Сразу достала её и начала раздеваться. Скинула куртку, развязала пояс, приспустила до колен брюки. Девочка решила как следует смазаться перед дорогой, чтобы под действием фикуса быстро пересечь лес. Бёдра хорошо намазала и чуть-чуть ягодицы, руки, плечи, живот, потом надела брюки, подтянула штанины и остатками масла, что ещё оставались в измочаленном листочке, смазала себе икры и голени. И сразу почувствовала то, на что и рассчитывала. Тяжёлый рюкзак стал невесомым. Она закинула его на плечи, как пушинку. Взяла палку и двинулась к лесу, нащупывая в кармане горячую банку с пылью.

Да, фикус – это вещь удивительная. Девочка запросто перепрыгивала с камня на камень, взлетала на обломки стен. И буквально через пять минут уже видела светлеющий перед ней лес. После чада и гари, черноты и копоти он был очень красив. И ещё в нём было тихо. Не было этого монотонного, непрекращающегося гула. Тут было хорошо, и чувствовала она себя в этой белой красоте хорошо, жаль, что здесь не было воздуха. Света зашла в лес, и сделав несколько больших вздохов, перешла на бег.

Конечно же, папа сразу это заметил:

– А ну-ка… Подожди. Это что у тебя?

– Да прыщ, па…, – Света не хотела, чтобы отец рассматривал её.

Но он уже схватил её, подтянул к себе и развернул к свету:

– Ну-ка, покажи… Не вертись, дай рассмотрю…, – Он стал рассматривать щёку девочки. – Да нет, дорогая, это не прыщ, это фурункул, и его нужно вскрывать. Собирайся в поликлинику.

– В поликлинику? – спрашивает Света. Она даже рада, что не нужно будет идти в школу.

– Конечно, тебе нужно к хирургу. Эту дрянь нужно вскрыть, – отец всё ещё смотрит на неё пристально. И говорит вдруг совсем некстати: – Какая же ты у меня красивая.

Девочка растерялась. Конечно, мама говорила ей, что она красивая. Но то мама. Все мамы так говорят. А вот от отца она такое слышала впервые. А папа наконец опускает её:

– Всё, собирайся к врачу.

Она и сама об этом думала, ей братья с утра сказали, что у неё прыщ. Она поглядела в зеркало – и вправду, под левой скулой, здоровенный, алый. А теперь он ещё и пульсировать стал, подёргивать. Поганый жук. Как он смог так укусить?

Но не ходить в школу… Может, ради этого стоило и потерпеть.

Света оделась и без школьного рюкзака вышла за дверь. До детской поликлиники номер тридцать один на улице Орджоникидзе, в которую она ходила всю свою жизнь, не так уж и далеко, вот только на улице уже дождь, ветер неприятный. Но ничего, Света не будет тратить деньги на автобус – добежит.

Тем более что она всё ещё чувствовала необыкновенную лёгкость во всём теле после фикуса. В общем, добежала, промокла, отстояла очередь в регистратуру, чтобы узнать, что хирург в поликлинике всего один и принимать он будет с четырнадцати часов, то есть через три с половиной часа. Ну не сидеть же всё это время среди всяких мамаш и детей. Побежала домой. Пробегая мимо, решила заглянуть в приход. Поздороваться. И там нашла отца Серафима. Он как раз закончил утреннюю службу.

– Промокла? – он сидел в трапезной с другими отцами за чашкой чая, звал её к себе. – Иди сюда. Та-ак… дева прекрасная, а что это у тебя с лицом? – попы все вместе стали сразу её разглядывать. – Ого, да тут у тебя… это… не шутки. Это надо к врачу.

– Я уже была в поликлинике, – отвечала девочка, стесняясь пристального внимания святых отцов, который все её теперь разглядывали. – Врач будет с двух принимать.

– Та-ак…, – повторил отец Серафим, задрал рясу, достал из кармана брюк телефон, стал кому-то звонить:

– Серёжа? Здорово, это я. Ага… Ага… Слушай, ты сейчас на работе? Ага… Хорошо. Слушай, пришлю к тебе одну деву, прыщ у неё… Поглядишь? Ага… Без очереди? Ага… Операция. Понял, сейчас прибежит, она быстрая, – поп закончил разговор и спрятал телефон в карман. – Значит так, беги быстро в пятьдесят первую поликлинику, там сейчас принимает в двести тридцать шестом кабинете хирург Вязьмикин. Он молодой, но руки у него золотые. Там бабки будут сидеть, так ты очередь не занимай, иди без очереди, они все пенсионерки, им всё равно делать нечего, как у врачей сидеть. Вот он тебя поглядит. Беги сейчас, у него через час операции начнутся.

Да, да, Света кивала головой: сейчас же побегу, вот только:

– А где эта полпикника?

– Проспект Космонавтов, через дорогу от «Окея», – подсказал ей один из молодых священников.

На входе медсестра меряет у всех температуру и напоминает:

– Макси, перчатки, бахилы. Не забываем.

Народу толпа, от пандемии, наверное, тут такое столпотворение. Очереди в регистратуру, но это всё девочке не нужно. Она узнаёт, где кабинет двести тридцать шесть. Бежит на второй этаж, ей нравится, что сегодня нет нужды ждать в очередях. Девочке кажется, что она особенная, раз её примут без очереди. Бабки у кабинета даже возмутиться не успели, когда она проскользнула за дверь.

– Так, значит, давим прыщи на лице? – говорит с укоризной Сергей Владимирович Вязьмикин, осматривая её щёку. – Мама вам не говорила, что этого нельзя делать?

Сам он молод, у него дурацкая шапочка, вроде и медицинская, но с какими-то машинками, совсем не похож на врача. На руках у него перчатки, и он начинает сжимать прыщ. И спрашивает:

– Вы ещё несовершеннолетняя?