Борис Конофальский - Во сне и наяву

А Пахомов, пока они ждали свои шавермы, говорит девочке:

– А сколько ты вообще лавёх нахватила у барыги?

Да, точно. Света достала пачку из внутреннего кармана олимпийки, сложила их с теми, что ей дал сейчас Пахомов, и начала считать.

– Ну и чё? – спрашивал девочку одноклассник.

– Тридцать три тысячи семьсот, – отвечала она.

«ППЦ, – она пока даже ещё не поверила, что эта куча купюр принадлежит ей, – целая куча деньжищ!»

– Блин, мало взяли, – говорит Пахом и идёт за шавермами, они уже готовы.

«Ничего не мало, нормально». Света уже прикидывала, что этих денег ей хватит, чтобы решить все проблемы на пару месяцев.

Шаверма – это очень вкусно. Может, так было оттого, что девочка давно её не ела, а может оттого, что она не позавтракала. В общем, это было так вкусно, что хоть бумагу ешь. А ещё ей всё время наливал пепси-колы её новый товарищ, которого она ещё недавно, да что уж там, ещё вчера ненавидела. Всё это было странно.

Девочка вышла из забегаловки голодной. Пахомов предложил идти в школу, чтобы классная не стала звонить родителям, но Света отказалась, сказав, что пойдёт по делам. Тогда Пахом сказал, что пойдёт с ней. Но девочке этого не хотелось, и она отказала ему. И как он ни навязывался, Света от него ушла. Пусть в школу идёт. А сама она побежала домой. Перед этим забежав в магазин. Накупила много всего вкусного и себе, и папе, и близнецам, аж на полторы тысячи всего набрала. Пришлось соврать отцу, что нашла две тысячи. Он поверил и не ругал её за то, что она не пошла в школу. Хотя и высказал ей, что надо было поэкономить деньги, но сделал это без особой строгости.

Папа вечером ушёл на «салаты», а Света с нетерпением ждала. Ей очень хотелось решить один вопрос. Самой решить, без папы, и решить так, чтобы больше этот вопрос не всплывал.

И вот пришла на смену Иванова. Она ещё не разулась, как Светлана спросила у неё:

– Вы просили у папы денег? Ну, чтобы он вам больше платил.

– Ну, то я у отца просила, ты тут при чём? – как-то зло отвечала сиделка.

Этот ответ сразу встряхнул девочку, и в первый раз за весь год знакомства она произнесла серьёзно:

– Раз спрашиваю, значит, нужно.

Иванова хотела пройти из прихожей в комнаты, но Светлана загородила проход. Первый раз девочка была с ней так непочтительна. Сиделка удивлённо остановилась, уставилась на неё, но Света не отошла, так и стояла перед ней, ждала, и так как она была выше сиделки, то ещё и смотрела на неё сверху вниз. И Ольга Александровна сдалась, смирилась и произнесла:

– Я просила повысить мне зарплату… Добавить триста рублей за смену. И мы с отцом…

Она не договорила. Светлана подняла руку, в которой держала деньги. Света помнила, сколько просила Иванова:

– Тут вам за следующий месяц, больше у папы не просите и даже не напоминайте ему, и не говорите, что я вам плачу.

– Откуда у тебя деньги? – спросила сиделка всё ещё не очень дружелюбно.

– Работу нашла, – отвечала девочка.

– Что же это за работа такая? – с неприятным подтекстом интересовалась Ольга Александровна. Тем не менее, деньги взяла.

– Не ваше дело, – сухо отвечала Светлана, она сама себе удивлялась. Удивлялась и сама себе нравилась. – Отцу ничего не говорите.

– Как скажешь, – буркнула Иванова.

И только после этого Светлана освободила ей дорогу. Сиделка пошла в комнату к маме, а Света в ванную. Там, закрывшись, она встала перед зеркалом и разглядывала своё отражение. Она сегодня была очень горда собой. Да, сегодня был очень хороший день. Она заработала денег, пнула в морду барыгу и одержала маленькую победу над суровой сиделкой. Да, сегодня она была молодцом!

Он ехал в такси и смотрел на тёмный петербургский дождливый вечер, что проплывал за окном автомобиля. Огни, огни за мокрым стеклом. Красные фонари стоп-сигналов, белые фонари фар. Машина сворачивает на набережную Карповки. Приехали. Виталий Леонидович даёт водителю шесть сотен рублей, выходит из автомобиля. Вот нужный ему дом. Набережная Карповки, восемнадцать. Он не торопится перебраться на нужную ему сторону, стоит над водой, закуривает сигарету. Ему не очень-то хочется туда идти. Он просто тянет время, хотя смысла в это нет никакого. Всё равно придётся. Холодные капли падают ему на лицо, на сигарету. Роэ собирается и, дождавшись «окна» в потоке машин, переходит улицу.

Мрак. Фонари почти не дают света. Он заходит в тёмную подворотню. Так и есть, он заранее знал, чем тут будет вонять. Моча и крысы. На другие запахи тут не следовало рассчитывать. После подворотни сразу узкий двор-колодец, где вместо светлого квадрата неба над головой чернота и холодный дождь. Роэ поднимает голову. Грязные окна чёрного колодца. Какое ни возьми, все страшные. Их не мыли много лет, поэтому в квартирах не выключают свет даже днём. Его интересует второй этаж. То окно, что ему нужно, завалено до половины мусором, чёрная рама почти сгнила. Значит, хозяева не сменились. Роэ заходит в подъезд, у него есть ключ от входа. Давно сделал, как и ключ от двери нужной ему квартиры. Темень, древняя лампа под высоким потолком еле светит. Кошки. Тут к запахам улицы ещё прибавляется запах кошек. Здесь, в подъезде, он особенно сильный, сильный до тошнотворного. Виталий Леонидович поднимается на второй этаж по заляпанным стёртым ступеням. Останавливается у одной двери, прислушивается. Кнопка звонка – бутафория. Никогда не работала. Роэ слышит, что в квартире кто-то есть. Впрочем, по-другому и быть не может. Он, тихо позвякивая ключами, аккуратно, чтобы не шуметь, отпирает старую дверь. Дверь, зараза, скрипит, когда он её раскрывает. А почти на пороге, в полумраке прихожей, его встречает… голый ребёнок не старше одного года. Ребёнок грязен и чумаз, его голова в два раза больше положенного. Он улыбается Виталию Леонидовичу, тянет к нему свою грязную руку. Роэ, придерживая полы плаща, чтобы, не дай Бог, не прикоснуться к грязному ребёнку даже одеждой, тихонечко закрывает входную дверь и идёт по темному коридору на свет к кухне.

Вонь, кошачью вонь ни с чем не спутать, его дорогие ботинки на кожаной подошве прилипают к полу, тут что-то липкое, везде грязь. А вот и они. Кошки сразу две. И это не все, что тут обитают. Роэ уверен в этом. Хозяевам квартиры кошки необходимы. Кошки нужны для того, чтобы забивать запах. Роэ давно заметил: там, где живут кошки, эти ублюдочные животные, высока вероятность встретить ещё более мерзких тварей.

Роэ беззвучно встал в проходе двери, он любил появляться неожиданно, любил заставать врасплох, и это у него получалось хорошо. За столом, чёрным от грязи столом, сидела черноволосая, с давно немытой башкой, костлявая и широкоплечая баба, она вылупила на него водянистые глаза. Баба явно не ожидала его увидеть. Она что-то прохрипела. А сидевший на отвратительном полу у раскрытого и давно размороженного холодильника парень открыл рот, широко открыл и запищал: