Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

– Не мешайте мне, – шепотом произнес Наймухин. – Я слушаю выступление Леонида Ильича.

Гиндин отшатнулся.

– Я торт! – выкрикнул Антонов, выбираясь из травы. Вслед за ним полз Степанов. Головы их покрывали чудовищные напластования грязи, будто они специально облепили себя зловонными комьями.

– И я – торт! Сам Леонид Ильич меня приготовил, – сказал Степанов, пальцем ковырнул грязь на щеке и запихнул в рот.

– Все трое обезумели, – пробормотал Арон Маркович и зарыдал.

– Свободен он, – сказал Ариэль Миранде, которая зябко куталась в перьевой плащ, – пока отец твой занят местью обидчикам своим, бери его с собой и покажи жилище ваше, и где отец хранит сокровище всей жизни.

Иван сбросил с плеча бревно, пошатнулся, но Миранда подхватила его под руку и помогла сесть.

– Все тело ломит, – простонал Братов, – как будто бревна я таскал всю ночь…

– Так оно и было, – тихо сказала Миранда, утирая перьями капли дождя и пота с лица Ивана. – Отец мой морок на тебя наслал, как будто злые люди заставили тебя таскать деревья туда-сюда без всякой цели. Прости его, порой не ведаем какую боль творим для тех, кого мы любим. С тобою так сурово обращаясь, хотел любовь твою он испытать ко мне, Миранде.

Братов посмотрел на Миранду и отвел глаза.

– За то, что выдержал ты испытанье с честью, приданое свое тебе я покажу, – Миранда потянула его за руку и заставила встать. Иван поморщился от ноющей боли в мышцах. – Пойдем, пойдем скорее, суженный ты мой, могущества отца секрет тебе раскрою.

– Могущества? – Иван огляделся, но вокруг расстилалось все то же болото. Прямо перед ними маячила опора электропередач – не заброшенная, а вполне действующая, с горящими на вершине сигнальными огоньками. Если прислушаться, можно услышать потрескивание – по проводам стремительно текла могучая электрическая река. – Ну, что ж… пускай по-твоему пока все будет…

Миранда легко отыскала в плотных зарослях травы и тростника тропинку, ее голые ноги по щиколотку погружались в грязь. Братов осторожно шел вслед за ней, морщась от густеющего болотного смрада. Справа и слева от тропинки густились темные силуэты затонувшей техники, словно огромные доисторические животные увязли в трясине, да и сдохли, оставив после себя лишь костяки, кое-где прикрытые кусками истлевшей шкуры.

Постепенно тропинка поднималась вверх, хлюпанье под ногами прекратилось, стало немного суше, но клубящийся туман не позволял хорошенько разглядеть окрестности.

– Уже пришли мы, – повернулась к Ивану Миранда. – Вот дом мой и отца, в котором столько лет прожили мы.

– Лет? – переспросил Иван. – Позволь, но с дня того, когда на вертолете он исчез, прошли всего лишь… месяцы… не годы!

– По счету моему – лет десять. Всего лишь пять мне было, отец рассказывал, когда несчастье в это место нас сослало, – Миранда остановилась и сделала странный жест рукой, отчего перьевой плащ широко распахнулся, и Братову опять показалось, будто он видит не девушку, а огромную птицу с человеческой головой.

Клубы тумана разошлись, открыв покосившийся вагончик, в каких строители устраивают временное жилье на отдаленных площадках. Миранда распахнула дверь и переступила порог. Поманила вставшего в нерешительности Ивана:

– Ну, что же ты? Входи! Здесь тайны чудные тебе открыты будут! Могущество ты обретешь такое же, каким отец владеет.

Братов вошел в вагончик и осмотрелся. Все точно так, как в тех времянках, где приходилось останавливаться и ему во время полевых экспериментов. Низкий жесткий топчан из досок, колченогий табурет, стол, вешалка. И запах давно заброшенного пристанища. Сквозь скверно заколоченное фанерой окно внутрь проникала зябкая влага.

– Чудесно здесь, не правда ли? – всплеснула ладошками Миранда. – Такого больше ты нигде здесь не увидишь. Лишь мой отец сокровищем таким владеет. Но, тсс! – она приложила пальчик к губам. – Вот, погляди, волшебные тетради, в которых что-то пишет он. Читать такие знаки не умею, но, может, ты искусством колдовским владеешь?

Полку над топчаном заполняли тетради в коленкоровых переплетах. Сырость не пощадила их. Они разбухли, и Братову стоило больших трудов вытащить одну, затем вторую, третью. Скудный свет не позволял рассмотреть написанное. Страницы слиплись, и следовало с осторожностью их перелистывать.

– Руки ты должен попросить Миранды, коли желаешь разобраться в том, что здесь случилось, – вдруг услышал Иван. – Меня не видишь ты, но слушай, что говорю, Просперо здесь будет скоро. Скажи ему, мол, испытание его прошел ты с честью, и просишь сокровище отдать, которое он столько лет лелеял средь здешних мерзостей и топей.

– Кто ты? – прошептал Иван. – Я не пойму никак…

– Не торопись. Узнаешь всё. Пока же действуй так, как я велю, согласно сценам, что до тебя написаны Великим Бардом были.

Дверь в вагончик снова распахнулась.

– Ну, здравствуй, – Николай Александрович оглаживал седую клочковатую бороду. Появление Братова здесь, похоже, нисколько его не удивило. – Я так и думал, что Миранда, запрет нарушив, сюда тебя возьмет.

Только теперь Иван понял, что все еще сжимает в руках тетради.

– Не изменился ты нисколько с тех пор, когда виделись с тобой в последний раз. Иль время над тобой не властно, иль близорукость мешает различить те годы, что протекли? А, впрочем, и неважно. Хотел ты сообщить мне радостную весть?

Братов откашлялся, посмотрел на Миранду, затем на Козырева.

– И небеса и землю зову в свидетели своей любви! Люблю я вашу дочь, боготворю и чту! Хочу её своей назвать, коли позволите мне дерзость эту.

– Мой мальчик! – Слезы заблестели на глазах Николая Александровича. – Мне сцена эта чудилась годами, что здесь вдвоем мы прозябали. Я видел это, будто бы на сцене, как будто мир – театр, где мы – актеры. Но теперь… дай обниму тебя! Тетради эти брось, в них нет того, что я могу тебе открыть. Ты ТЕМПЕСТ помнишь? Тот проект, к которому привлечь тебя желал, но заговором гнусным был лишен возможности его продолжить?

– Кивай ему и соглашайся, – прошептал Ариэль Братову. – Оставлю вас пока на время. Мне нужно все устроить для финала представления, в котором тайну я тебе открою.

Козырев провел дрожащей рукой по лицу. Огляделся, будто в первый раз видел убогую обстановку вагончика.

– Когда вертолет потерпел крушение, я надеялся, что смогу выбраться. Я сильно покалечился, но тут есть целебные источники, грязи, в которых пришлось лежать сутками, прежде чем кости срослись, а раны зажили. А потом… потом я стал работать. Продолжать то, чем занимался в институте. Благо Сельгонские топи – просто Клондайк деталей. Наверное, можно было и вертолет собрать… И энергии – море. Идеальные условия для работы.