Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

– Вы построили генератор? Псевдовечный источник энергии? – спросил Братов.

– Пойдем, – Николай Александрович зябко закутался в порядком поизносившийся, со множеством прорех брезентовый плащ. – Тут недалеко.

Тропинка вилась между чахлыми деревцами. Там и тут высились кучи мусора, какие остаются на строительной площадке, когда возведение дома завершилось, а черед благоустройства территории еще на наступил.

– Труднее всего оказалось собрать эмиттеры, – сильный кашель сотрясал Козырева, и Ивану казалось, будто с каждым шагом ученый выглядит хуже, старее, словно жизнь утекает из него. – Пришлось искать замену, о миниатюризации и речи не шло. Но, главное, надо было добиться устойчивости энергопотока. Я обследовал все топи, снял с машин всю электрику. Один раз наткнулся на целое сокровище – забытый склад оборудования для электрораспределительной станции. Это ускорило работу.

Голос Николая Александровича звучал всё тише, зато нарастал непонятный гул, будто они приближались к водопаду. Стало светлее. В воздухе уже не смердело, наоборот, пахло как после сильной грозы. Странно, но Иван ощущал, что каждый шаг дается со все большим усилием, будто он глубже и глубже погружается в болотную топь. Козырев тоже двигался с трудом, часто останавливался, страшно кашлял, отхаркивая мокроту.

– Еще немного! – собрался он с силами и прокричал Ивану. Голос доносился словно издалека.

До самого последнего момента Братов не мог ничего разглядеть. Какое-то серое мельтешение, точно гнус вился перед глазами. Но как Иван не отмахивался, гнус не желал исчезать. Затем все прояснилось, обрело невероятную четкость.

– Это невозможно… – пробормотал Братов.

– Все возможно, – возразил Николай Александрович.

– И это… это работает?

Козырев показал на закрепленные на штангах приборы:

– Калибровка здесь иная, поправка в три порядка, по моим расчетам. Так что можешь убедиться.

– Но… но куда уходит такая прорва энергии? – Братов изумленно разглядывал ТЕМПЕСТ, похожий на фантазию помрачившегося сознанием электрика. Опутанные проводами железные шкафы трансформаторов, торчащие во все стороны металлические балки, ряды аккумуляторов, снятых с грузовиков и тракторов.

– Тебя не интересует откуда она берется? – усмехнулся Николай Александрович. – Они мне не верили, глупцы. А я голыми руками собрал источник, который выдает половину мощности Братской ГЭС. Здесь, на болоте. Из подручного хлама. А они не верили… не верили… – Козырев тяжело опустился на стоящий тут же стульчик, выглядевший не менее нелепо, чем странное сооружение. – Я тебе все расскажу. Принципиальную схему. Ты поймешь. Ты не такой, как они. Но прежде… прежде у меня есть для тебя с Мирандой еще один подарок. Ариэль, ты где?

– Тут я, мой повелитель, – в воздухе проявилась золотистая маска. – Желаешь начинать? Ирида, Юнона и Церера здесь. Миранда тоже. И зрители все в сборе, желают посмотреть на представленье наше.

– Ну, что ж. Для молодой четы я представление устрою. Я обещал, и ждут они чудес. Вот их приданое – ТЕМПЕСТ, который им дарю. Так приступай же, ловкий Ариэль.

Миранда сжала холодную ладонь Братова.

– Пойдем, тебя зовут, – прошептала она.

Иван огляделся. Николай Александрович сидел на стульчике неподвижно с закрытыми глазами. Перед ним двигались какие-то тени, губы шевелились, будто он что-то говорил.

– Оставь отца на время, милый, – Миранда потянула его в лес. – Тебя зовут, обязан ты на зов явиться.

– Кто? Кто меня зовет?

– Сикоракс.

Они обошли ТЕМПЕСТ и по тропинке спустились к болоту. На краю черного озера стояла фигура, плотно укутанная в плащ. Заслышав их шаги, она обернулась, и Братов вздрогнул – лицо человека казалось странно знакомым и столь же странно неуместным казалось его здесь присутствие…

– Здравствуйте, Иван, – сказал человек. – Времени в обрез, тайминг сцен, к сожалению, выверен, и я не властен их изменить. Выслушайте, что я скажу. Все вопросы – потом.

– Мой замысел уж близок к завершенью, – сказал Николай Александрович. Бесплотное лицо кивнуло:

– Великий день, великие труды плоды приносят, и вот уж виден час, когда срывать и резать их пора.

Козырев поправил висевший на груди пульт ТЕМПЕСТа, поплотнее запахнул брезентовый плащ от поднявшегося с болота ветра.

– Я отомстить хотел им всем, и для того, мой Ариэль, тебя заставил заниматься черными делами – иллюзии несчастным насылать, в болоте путать, и в конце их поразить безумьем. Хотя… у некоторых из них ума и так недоставало. Где, кстати, Калибан и те, что с ним бродили, алкая золото, чуть конулярии не послужив закуской?

– Сценарию согласно Ариэль послушный к жилищу вывел твоему всю троицу. Тебя убить они желали, но вовремя их усыпил я. Пускай поспят до смены декораций. Хочу заметить, сверх всякой меры строг ты к Калибану. Его поступки хоть глупы, но в них причина есть. И нет несчастного вины, что волшебство твое исторгло его из давних тех времен, когда мохнатые стада его сородичей бродили по земле, служив и пищей для твоих…

Козырев раздраженно отмахнулся:

– Оставь свои ты байки. Снежный человек он, о таких в журналах я читал. И где ему скрываться, как не в болотах?

Ариэль приблизился к Козыреву столь близки, что пар дыхания старика достигал бесплотной маски. Находись поблизости наблюдатель, он бы решил, что дышит не человек, а висящее перед ним лицо.

– Подходит к завершенью представленье наше, – сказал Ариэль. – А потому прошу простить кого ты наказать желал всем сердцем. Будь милосердным. А я устрою так, что все вернутся в мир, который не заметит, как долго они здесь пребывали. Там дни проходят, здесь – месяцы и годы, виной тому твой аппарат, которого последствий ты не знаешь. И знать не хочешь.

Николай Александрович тяжело поднялся и побрел через топь по ему одному ведомой тропинке. Казалось, странная фигура движется по черной воде.

– Молчанье – знак согласия, – прошептал Ариэль.

Арон Маркович сидел на ржавой гусенице тягача и смотрел, как Иван Иванович восседает на камне, грозно хмуря брови, ударяя кулаком по ладони и что-то неразборчиво бормоча. Севастьянов сидел на земле и тыкал себя в щеки пальцами, внимательно их осматривал и облизывал. Пальцы чернели от грязи, облизывание не делало их чище. Антонов держался за голову, словно она из хрупкого фарфора, и он боялся невзначай её расколоть.

– Болотные миазмы, – пробормотал Гиндин. – Шок от катастрофы. Откуда помощи мне ждать?

– Ты только попроси меня, мой друг любезный, – раздался позади голос. Арон Маркович вздрогнул, обернулся: