Алекс Тарн - Хайм

Теперь я вспомнил. Фифти-Фифти – так звали хозяина большой сети подпольных интернет-казино «Ювон». Я в свое время делал для него программную систему, и я же сдал его со всеми потрохами несколькими годами позже. Сдал все тому же Шварцу. Кто мог знать, что этот бандит достанет меня именно сейчас, в самый неподходящий момент? А впрочем, всё логично, всё правильно… Ведь я понимал, что торговавший моим адресом хакер может продать его не только Найту. Понимал! Чему же теперь удивляться? «Снаружистка! – вдруг полыхнуло у меня в голове. – Ты-то рассчитывал, что она попадет в полицию. В полицию, а не к бандитам. Эти церемониться не станут… Боже мой…»

– Эй, ты где? – поинтересовался Фифти-Фифти.

– Не помри мне там от инфаркта.

Я откашлялся, прочищая перехваченное судорогой горло.

– Слушай, Фифти, – сказал я. – Девушка тут совсем ни при чем. Отпусти ее, слышишь? Я заплачу. Сколько ты хочешь? Десять лимонов? Двадцать? Сто? Нет проблем. Только отпусти. Прямо сейчас.

Он засмеялся.

– Прямо сейчас? Ну ты борзой… Да как же я ее отпущу, когда ребята по телкам соскучились? Тянут ее тут почем зря. Телка хорошая, пока держится, но за дальнейшее не поручусь, так что поторопись, парень.

– Я же сказал – заплачу…

– А ты не говорить должен, а слушать, – внушительно проговорил он. – Слушать, понял?

– Хорошо, я слушаю.

Фифти-Фифти удовлетворенно хмыкнул.

– Вот, молодец… Короче, так. За дурака-то меня не держи, я теперь ученый. Деньги у хакера можно брать только вместе с самим хакером. Знаю я ваши скользкие штучки. Сегодня эти лимоны у меня на счету, а завтра – фьють! – ищи-свищи. Теперь мне ты нужен, лично, собственным рылом. А миллионы сами потом приложатся. Понял?

– Фифти, это невозможно… – пробормотал я. – У меня полиция на хвосте. Я же сказал – заплачу. Двести миллионов.

– Я спрашиваю: понял?! – заорал он. – Не понял?! Тогда так. На пальцы я размениваться не буду. Если ты через шесть часов не вернешься, твоей телке отрежут руку. Через час – вторую. Еще через час – ногу. Ну а когда руки-ноги кончатся, есть еще голова. Чтобы ты понял. Посмотри на часы, падла! Время пошло!

Гудки… Я сидел как оглушенный, не в силах поднять руки. Что делать? Что делать?.. Найт деликатно вытряхнул из моего уха наушник.

– Я тебя предупреждал, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ты слышал, Найт? Ты слышал? – простонал я.

– Это никакой не Шварц. Это бандиты. Ты не представляешь, на что они способны. Он не просто так угрожает… Он…

– Перестань, – жестко оборвал Найт. – Забудь об этом, слышишь? У тебя свое дело, у них свое. Там всегда кого-то мучают, всегда кого-то убивают. В этом нет твоей вины. Это свойство наружного мира. Этот мир нельзя исправить, из него можно лишь сбежать. Лучшее, что ты можешь сделать, – это продолжать работу. Потому что твоя работа поможет людям сбежать. Всем людям – не только мне, Трай и Постуму. Всем. Ты меня слышишь?

Я тряхнул головой. Почему они постоянно кричат на меня? Шварц, Фифти-Фифти, а теперь вот Найт. Что им всем от меня надо?

– Программер, милый, не надо… – Найт погладил меня по плечу. – Через полчаса наш рейс. Сходи умой лицо. Надо продолжать, слышишь?

Да-да, он совершенно прав. Надо продолжать.

Продолжать во что бы то ни стало. Каждый должен делать свое дело. Твое – такое. Точка. Или не точка? Я представил себе, что они делают и еще сделают со снаружисткой Постума, и мне стало дурно.

– Найт, а Найт? – прошептал я. – А может, все-таки вернемся? Ему ведь нужны всего лишь деньги. А я приношу деньги. Хайм приносит деньги. Зачем ему разрушать Хайм, дойную корову? Будем работать на бандитов, на Шварца, да хоть на самого черта, какая разница? Главное, что под шумок я смогу закончить систему. Всё то же самое, зато…

Найт присел передо мной на корточки. В глазах его светилась совершеннейшая уверенность в собственной правоте, в правильном порядке приоритетов. «Еще немного, – подумал я, – и он догонит в этом свою любимую жену Трай. Трай, которая уже давно и счастливо избавилась от своего настырного снаружиста».

– Ты просто расстроен, – ласково проговорил Найт. – А иначе подобные глупости просто не пришли бы тебе в голову. Пойми: наружному миру не нужна твоя новая версия. Чего хочет наружный мир? Он хочет продавать и получать деньги. Так что бессмертие этому торгашу совсем ни к чему – ведь бессмертие можно продать только один раз. Всего один раз! Зато смерть… О, смерть продают многократно, причем каждому покупателю, – продают в форме ежегодных, ежедневных, ежечасных отсрочек. Отсрочками от смерти торгуют везде: на рынках, в аптеках, в больницах, в кассах вокзалов и аэропортов… – везде. Съел кусок хлеба, выпил стакан воды, проглотил таблетку, доехал до работы, до больницы, до роддома… – значит, отсрочил смерть еще на день, еще на неделю, на год, на десятилетие. Этот мир существует, торгуя смертью. Подумай сам: о чем ты только что торговался с бандитом? Об отсрочке смерти. А потому первое, что они сделают, услышав о твоей новой версии, – закроют Хайм. А затем убьют тебя, чтоб не мешал торговать. Или наоборот – сначала убьют, а потом закроют. Ну? Разве не так?

Я закрыл глаза. На изнанке век гонялись друг за другом огненные червяки. Устал. Боже, как я устал…

– Может, и так… – сказал я, просто чтобы что-то сказать, чтобы знать, что я еще жив и могу говорить. – Но я торговался о жизни. Я хотел купить ей жизнь. Хотел и не смог.

– Ерунда, – возразил Найт. – Ты торговался о жизни, но тебе могли продать не более чем отсрочку. В ее случае это и вовсе бессмысленно: ведь она уже переселилась в Хайм. Она стала Постумом. И вот Постуму ты как раз можешь купить жизнь. Настоящую жизнь, без смерти и каких-либо отсрочек, раз и навсегда. Если, конечно, закончишь новую версию. Иди умойся. Нам пора на автобус.

И я встал, и пошел в вокзальный туалет – смыть с лица грязь, мразь и слезы наружного мира, которые горели на моем лбу, как плевок, как клеймо, как жгучая каинова печать. Вокзал был большим, многоуровневым, мы забрались на самый верхний этаж, и сквозь приоткрытое окно туалета всё внизу казалось игрушечным: игрушечные автобусы во дворе, игрушечный незнакомый город и игрушечный мир, торгующий настоящей смертью. Если бы я мог, я выпрыгнул бы прямо сейчас. Но я не мог. Я отчаянно нуждался в отсрочке, чтобы завершить новую версию.

Я уже говорил, что всегда считал Программера человеком с параноидальными наклонностями, и это мнение не поколебала даже реальность черного шевроле-субурбана, который на поверку и в самом деле оказался бандитским. В конце концов, тот факт, что параноиков, как и всех прочих, время от времени действительно преследуют, никак не оправдывал ни жизни с постоянной готовностью к бегству, ни преувеличенной подозрительности, с которой Программер относился к любому встречному-поперечному. Вот и Шварц – таинственный, никогда мною не виденный Шварц, от которого мы спасались так отчаянно, что лишали себя возможности по-настоящему выспаться и умыться, чем дальше, тем больше выглядел в моих глазах нереальным, надуманным пугалом, типичным плодом программеровской паранойи.