Андрей Столяров - Аркадия

Мысль странная, но одновременно и будоражащая. Она настолько захватывает собой сознание Дима, что он не сразу замечает, как изменяется местность. Мшаники заканчиваются, теперь под ногами — сухой твёрдый дерн. Редколесье замещается ельником, который смыкается с обеих сторон мрачноватой колючей стеной.

Раффан, идущий впереди, внезапно останавливается:

— Внимание!

Ружьё, висящее на плече, соскальзывает ему в руку. Так же поспешно сдёргивает своё ружьё и Барат. Лишь теперь Дим видит, что в просвете между двумя дальними елями возник зверь — в серой шерсти, с хвостом, с ощеренной пастью, где снизу и сверху белеют влажные, чуть загнутые клыки.

— Это волки, — не поворачивая головы, негромко объясняет Раффан. — Пока просто стоим… Стоим… Никто не шевелится…

В ту же секунду из-под соседних елей, мягко ступая, выходят пять или шесть таких же зверей и замирают, уставив взгляды немигающих глаз на людей.

Дим содрогается.

В этих жёлтых неподвижных глазах — древняя голодная смерть.

Прошибает не его одного. Семекка у него за спиной тоненько вскрикивает, а Барат неожиданно вскидывает ружьё и, чуть присев, начинает беспорядочно палить в ту сторону: бах!.. бах!.. бах!..

Ружьё у него короткоствольное, лёгкое, десятизарядное и, почти мгновенно расстреляв магазин, Барат заученным на тренировках движением за полсекунды вставляет новый, и тут же возобновляется бешеное: бах!.. бах!.. бах!..

Вздрагивают еловые лапы. Во все стороны летят ошметья ветвей.

Так — пока Раффан не хватает его за руку и не дергает её вниз:

— Хватит!

— Я в него попал, попал!.. — хрипит Барат.

На губах его пузырится слюна.

— Достаточно!

— Я попал в него!..

Волки исчезли. В воздухе стоит пороховой запах стрельбы. Все поворачиваются к Раффану.

— Плохо дело, — говорит он. — Теперь они от нас не отстанут…

Бегом я увлёкся не сразу. Сначала, как и многие в школьном возрасте, я с головой погрузился в крестики-нолики, на первых порах, разумеется, в детские, стоклеточные, упрощённые, где для победы требовалось выставить пять одинаковых знаков подряд, а в старших классах — уже во взрослые, не имеющие ограничений по площади. Как раз незадолго до этого крестики-нолики были официально включены в состав Больших Ежегодных Игр, вытеснив оттуда шахматы и замысловатую игру в го, аудитории которых снизились до нескольких десятков участников.

Однако для сражений на разграфленной доске или на экране компьютера, если речь шла о зачётных соревнованиях, мне ощутимо не хватало терпения. Мне трудно было усидеть на месте даже те пять минут, что выделялись для обдумывания очередного хода. К тому же учитель Каннело, который одновременно являлся нашим классным наставником, как-то осторожно сказал, что у меня недостаточно развито пространственное воображение: я вижу не перспективу, а лишь конкретную ситуацию, и потому проваливаю даже заведомо выигрышные позиции.

Наверное, он был прав. Физические игры давались мне легче, чем интеллектуальные. Правда, и тут найти себя было не просто. В волейболе, скажем, ставшим вторым моим увлечением, у меня вроде бы получалась неплохая подача, но команда, которую нам удалось, с большим трудом, кстати, организовать, в первом же отборочном туре потерпела сокрушительное поражение, и в итоге тихо распалась.

Не знаю, куда я подался бы после этих двух неудач, бродили невнятные мысли попробовать себя в живописи, в музыке или, быть может, в каком-нибудь ремесле, хотя я чувствовал, что никаких художественных способностей у меня нет, но тут тренер Максар, занимавшейся нашей волейбольной командой, обратил внимание на мои короткие пробежки по полю.

— Мяч ты, конечно, то и дело теряешь, — сказал он. — Но рывок к нему у тебя впечатляющий. И хороший темп ты тоже способен держать в течение всей игры. Может быть, тут и стоит работать…

Так неожиданно выяснилось, что бег — это моё. На первой же прикидке, которую тренер Максар провёл, я показал достаточно впечатляющий результат, и, что важнее, существенно улучшил его уже через три месяца тренировок. Я как-то очень естественно стал чемпионом школы, а затем, через год, оказавшись по возрасту в категории юниоров, отличился и на квартальных, и на районных соревнованиях. Правда, в последнем случае я победил с громадным трудом, еле-еле, на миллиметры, опередив Зигги, чемпиона прошлого года, но и этого было достаточно для перехода на следующий уровень. Успех в финале района был особенно важен: оба призёра их автоматически становились участниками Больших Ежегодных Игр. Я таким образом попадал в десятку лучших бегунов полиса, а это было уже кое-что. Я чувствовал, что начинаю существовать. Тем более что тренер Максар был убеждён: нынешние мои результаты — далеко не предел.

— Ты ещё не раскрыл по-настоящему свой потенциал, — долбил он мне в темечко, пока я готовился к выполнению очередного комплекса упражнений. — Твоя сила не в одном только рывке, но и в таланте выносливости. Пять кругов по Центральному стадиону — это большая дистанция. Далеко не каждый из финальной десятки сможет пройти её, не сбавляя темпа. Не могу гарантировать, разумеется, что ты станешь первым, но поверь, уже в этом сезоне у тебя хорошие шансы попасть в тройку призёров. Игры есть Игры, тут возможны всякие чудеса. Представь: вдруг Синие в этот раз победят.

Это был актуальный момент. С давних пор Аркадия была разбита на пять крупных районов, получивших названия по пяти основным цветам: Красный, Желтый, Зеленый, Синий и Фиолетовый. Я сам, как и тренер Максар, по рождению был записан в Синий район. Соответствующий знак на одежде я, разумеется, не носил, это было не обязательно, и тем не менее всегда помнил, к какому району принадлежу. Причём учитель Каннело на одном из уроков подробно нам объяснил, что Эразм распределяет цвета зачисления таким образом, чтобы между районами поддерживался гендерный, интеллектуальный и художественный баланс. Согласно базовым принципам, ни один из районов не должен был иметь явных биологических преимуществ. Генный базис следовало формировать одинаково для всех пяти основных цветов. А уж как тот или иной район использует данный материал, как он им — эффективно или не эффективно — распорядится, зависит от него самого. Правда, за последние годы сложилось что-то вроде традиции: Красные большей частью побеждают в физических Играх, Фиолетовые — в интеллектуальных, Желтые и Зеленые, соответственно — в ремесленных и художественных, а вот Синие, то есть мы, уже несколько лет — нигде и никак.