Павел Гигаури - Соб@чий глюк [litres]

– Извини, просто очень испугалась! – оправдалась Светка. – Как-то неожиданно. Завтрак в постель.

– Кто сказал «в постель»? Я сказал «приготовлю», а про постель разговора не было. В постели люди трахаются, а не едят. Если в постели есть, крошки на простыне потом замучают! Сейчас я сначала должен быстро выгулять Собакина, потом приготовлю завтрак, а потом видно будет.

У меня зазвонил телефон. Я глянул на экран.

– Накликала! Я тебя предупреждал!

Светка сидела на кровати в подушках с едва прикрытыми ногами, изображая виноватое выражение лица.

Я ответил на звонок.

– Мамаша, доброе утро. Что вы так рано звоните, людей по утрам беспокоите? Что-то случилось?

– Какое утро? Уже почти одиннадцать, балбес, – незло ответила мать.

– До двенадцати – утро! – безапелляционно сказал я.

– Чем занимаешься?

– Со Светкой трахаемся.

– Что, больше не с кем?

– Мать, а правда, что твоя девичья фамилия была Собакина? – спросил я.

– Это здесь при чем?

– Правда или нет?

– Правда. Какое это имеет отношение к делу? – недовольно спросила мать.

– К какому делу? О каком деле ты говоришь? – переспросил я.

– Придуриваешься? – спросила мать на всякий случай.

– А ты знаешь, что ты имеешь отношение к жене Ивана Грозного?

– Что за глупости ты несешь? Ты что, наркотики принимаешь? – раздраженно спросила мать.

– Да, – ответил я коротко.

– Что, правда?

– А что ты глупости спрашиваешь? И не веришь мне про Ивана Грозного, – отозвался я с легкой обидой. – Как отец?

– Отец нормально, что с ним сделается, – ответила мать.

– Тогда до свидания. Кстати, Ксения замуж собралась, – сообщил я.

– Вот сучка! – вырвалось у матери. – И мне ничего не сказала. Вырастила детей: один придурок, мать не уважает, другая живет сама по себе. За кого?

– За Игоряшу.

– Чего? Какого Игоряшу? Того самого?

– Да.

– Вам с сестрой что, людей на свете не хватает? Хотя какое это имеет значение? – со вздохом сказала мать.

– Давай, позвони ей. И привет от меня передай, – сказал я. – До свидания. Привет отцу.

– Пока, – отозвалась мать и отключилась.

– Вот видишь, что ты натворила, – сказал я Светке.

– Извини, не подумала, – оправдалась Светка.

– А кстати, где наш друг Собакин? Что-то его не видно совсем.

Тут мой телефон подал сигнал об эсэмэске. Сообщение оказалось от отца: «Когда я тебе говорил про фамилию матери?»

Я понял, что мать совершила большой наезд на отца, поэтому решил его выручить. Я ответил: «Ты мне не говорил».

«А откуда ты знаешь?» – пришел вопрос. «Мне Христофор сказал», – ответил я. «Какой?» – пришел вопрос. «В честь которого назвали Колумба», – честно ответил я. «Псих», – пришло в ответ. Тогда я написал: «Мой отец никогда так не обозвал бы меня, боярыня Собакина!»

– Светка, ты видишь, что происходит? Ты виновата в этом, хотя бы частично. Все ничего, только отца жалко, – посетовал я.

– А что она так девичью фамилию скрывает? – не поняла Светка.

– Не знаю. Наверное, в детстве дразнили, вот и травмировали мамашу. А она, оказывается, боярского роду, – развел я руками.

– А что за Христофор? – спросила Светка.

– Светик, я тебе потом как-нибудь расскажу. Где наш Собакин? Надо его вывести быстро, пока он опять не обосрался. И я начну готовить завтрак, – энергично заявил я. И громко крикнул: – Собакин!

– Твой завтрак будет готов к обеду. Может, сразу начнешь готовить обед? – совершенно серьезно спросила Светка.

– Во бабы! Вы как собаки, вам чуть уступишь, а вы уже напираете вовсю! Где наша собака? Где его носит, что он не откликается? Такого никогда не было! – удивился я.

– Артем, ты помнишь, что ты вчера сделал? – с тихим ужасом в голосе спросила Светка.

– Конечно, нет, – твердо ответил я, лихорадочно пытаясь вспомнить, что же я сделал.

– Понятно. Кто дал Собакину таблетку? – строго спросила Светка.

– Кто?

– Ты! Теперь не придуривайся, что не помнишь! Вот где он сейчас? – Светка очень любила Собакина и во всех разборках была на его стороне.

– Да, теперь вспомнил. Где-нибудь спит, дармоед, – сказал я с тревогой в сердце и отправился искать пса по квартире.

К моему удивлению, Собакина нигде не было: ни в кабинете, ни в гостиной, ни в гостевой спальне, ни на кухне, ни даже в стенном шкафу.

– Светка, Собакин пропал, – тихо сообщил я Светке непонятную вещь.

– Ну куда он мог пропасть из квартиры? – испуганно спросила Светка, сама отлично зная ответ на вопрос.

Светка быстро встала, и мы оба, совершенно голые, совершили повторный обход всей квартиры – результат остался прежним.

– Я ничего не понимаю. Если он передозировался, то должен где-то валяться дохлый, а не исчезнуть из квартиры вовсе, – недоумевал я вслух.

– Это странно, – вторила мне Светка.

– Пойдем примем душ, а там разберемся, – предложил я.

Душ – мое любимое место в квартире: он был сделан на двоих, но туда могло бы поместиться человек восемь. Весь выложен светло-коричневым мрамором, со множеством душевых головок для водного массажа, а главное, что душевая нажатием кнопки мгновенно заполнялась горячим паром, и можно было присесть или прилечь на горячей мраморной лавке. Вся передняя стена и дверь были стеклянными, сверху – открывающееся вентиляционное окно.

Внутри душа на полу на левом боку лежал Собакин.

– Он мертвый, – дрожащим голосом сказала Светка.

– Может быть. А тебя не интересует, как он попал в душ? Ведь дверь на себя открывается, – спросил я Светку, хотя больше обращался к себе.

Мы оба посмотрели наверх. Вентиляционное окно было закрыто, лишая нас даже потенциального объяснения, как Собакин оказался в душе. Впрочем, даже если бы окно было открыто, запрыгнуть туда с пола невозможно.

– Час от часу не легче, – вздохнул я, глядя на лежащего без движения Собакина. – Как он туда попал?

– Какая разница, как он сюда попал? – всхлипнула Светка, – Главное, что он умер.

– То есть как какая разница? Ты что, шутишь? – возмутился я. – То есть собака подходит к тяжелой стеклянной двери, которая открывается на себя, а ручка находится на уровне пояса человека среднего роста, и что делает? Как она туда входит? Ручка же выше его головы!

– Не знаю, – сказала Светка, из ее глаз катились слезы. – Жалко его.

Я открыл дверь в душ, Собакин продолжал лежать, не шелохнувшись и даже, кажется, не дыша. Я осторожно тронул его задницу ногой – никакой реакции.

– Жалко-то жалко, но, по-моему, он придуривается, – сказал я неуверенно, а потом быстро включил массажный душ, который ударил холодной водой в Собакина.

Мощные, под напором, струи вздыбили шерсть. Одна струя, видимо, попала Собакину в ухо, потому что оно поднялось от напора, а вместе с ухом поднялся и весь Собакин и с визгом бросился в открытую дверь, в проеме которой стояла Светка. Собакин бесцеремонно оттолкнул Светку и умчался из душевой, оставляя за собой мокрые следы.