Тахера Мафи - Вообрази меня [сборник litres]

– Две мили, – конкретизирует Уорнер. – Мы пробежали две мили.

– По солнцу. В горку. Ты вообще, черт возьми, в пиджаке. Ты хоть потеешь? Почему ты не устал?

– Если сам до сих пор не понял, объяснить не смогу.

С трудом поднимаюсь, и мы снова начинаем движение.

– Не уверен, что хочу знать, – произношу я, понизив голос и потянувшись за пистолетом.

Мы заходим за угол, направляясь ко входу, где наш роскошный план по проникновению в здание включает следующий пункт: подождать, когда кто-то откроет дверь, а потом перехватить ее и не дать захлопнуться.

Пока не везет.

– Эй, – шепчу я.

– Что еще? – раздражается Уорнер.

– Так чем закончилось? Ну, твое предложение?

Тишина.

– Да ладно тебе, мне ж любопытно. К тому же мне… это… надо по-маленькому. И если ты меня сейчас не отвлечешь, у меня все мысли будут только о том, как сильно мне это надо.

– Знаешь, порой мне очень хочется тебя не слышать.

Я пропускаю эту реплику мимо ушей.

– И? Как все прошло? – Кто-то выходит, и я напрягаюсь, готовый в один прыжок добраться до двери. Увы, не хватает времени. Обмякнув, снова заваливаюсь на стену. – Ты взял кольцо, как я тебе советовал?

– Нет.

– Что? В смысле «нет»? – Не знаю, как и реагировать. – Хотя бы, ну… свечи зажег? Ужин приготовил?

– Нет.

– Купил шоколадку? Встал на колено?

– Нет.

– Нет? Ты не сделал ничего? Ничегошеньки? – Мой тихий шепот переходит в шепот-крик. – Ты не сделал ни единой вещи из того, что я сказал?

– Нет.

– Вот сукин же сын!

– А какая разница? Она сказала «да».

У меня вырывается стон.

– Ты чудовище, понимаешь? Чу-до-ви-ще! Ты ее не заслуживаешь.

– Я думал, это и так понятно, – вздыхает Уорнер.

– Эй… даже не смей вызывать у меня сочувствие за тво…

Я обрываю себя на полуслове – открывается дверь. Небольшая группа врачей (или ученых, кто ж их поймет) выходит из здания; мы с Уорнером вскакиваем на ноги и занимаем позицию. Людей там достаточно – еще и выходят неспешно, поэтому, когда я хватаюсь за дверь и держу ее в открытой на пару секунд дольше, никто этого не замечает.

Все, мы зашли.

Уорнер тут же впечатывает меня в стену, выбивая из легких воздух.

– Не двигайся, – шепчет он. – Даже не моргай.

– А что такое? – У меня вырывается хрип.

– Подними глаза, – велит он. – Аккуратно. Головой не шевели. Видишь камеры?

– Нет.

– Они все просчитали. Просчитали наши действия. Посмотри вверх еще раз, только осторожно. Те крохотные черные точки – это камеры. Сенсоры. Инфракрасные сканеры. Тепловизоры. Они ищут несостыковки в записях с камер видеонаблюдения.

– Вот дерьмо.

– Согласен.

– И что нам делать?

– Не знаю.

– Не знаешь? – переспрашиваю я, стараясь не сойти с ума. – Ты – и не знаешь?

– Я думаю, – раздраженно шепчет Уорнер в ответ. – Предложений с твоей стороны тоже что-то не слышно.

– Послушай, друг, мне очень, очень надо по-ма… – Меня прерывает отдаленный звук смыва в туалете.

Спустя секунду слышу, как открывается дверь. Поворачиваю голову, всего на миллиметр, и понимаю: рядом мужской туалет. Улучив момент, мы с Уорнером перехватываем дверь, и она не успевает захлопнуться. Уже в туалете мы прислоняемся к стене, вжимаясь спинами в холодный кафель. Гоню от себя мысли об оставшихся на этих плитках каплях и слышу, как выдыхает Уорнер.

Коротко и тихо, однако с облегчением.

Догадываюсь: значит, тут нет ни сканеров, ни камер, но уверенность не полная, потому что Уорнер молчит, и не надо быть гением, чтобы понять почему.

Мы не знаем, одни мы здесь или нет.

Я, конечно, не вижу, но почти уверен – Уорнер прямо сейчас проверяет кабинки. Я занимаюсь тем же. Сам туалет небольшой, в здании таких полно, к тому же он прямо у входа-выхода, поэтому очередей не наблюдается.

Когда мы оба убеждаемся, что одни, Уорнер сообщает:

– Полезем наверх, по вентиляции. Если тебе на самом деле надо в туалет, пользуйся случаем.

– Хорошо. Только почему об этом надо говорить с таким отвращением? Ты серьезно думаешь, что я поверю, будто бы ты никогда не делаешь то же самое? Или базовые потребности человеческого организма ниже твоего достоинства?

Уорнер пропускает мои слова мимо ушей.

Замечаю открытые двери кабинки и слышу, как он аккуратно взбирается на металлические стенки. Прямо над одной из кабинок в потолке расположено большое вентиляционное отверстие, невидимые руки Уорнера с легкостью разделываются с решеткой.

Я по-быстренькому делаю свои дела. А потом очень-очень громко мою руки, на случай если Уорнеру, как прыщавому подростку, приспичит отпустить комментарий в адрес моей чистоплотности.

Комментариев на удивление не последовало. Вместо этого он интересуется:

– Готов?

По раскатистому звуку его голоса я понимаю, что Уорнер уже практически залез в шахту.

– Готов. Только скажи, когда залезешь.

Движения становятся еще аккуратнее, и все равно раздается металлический стук.

– Я уже залез, – говорит он. – Перед тем как ползти вверх, убедись, что поставил решетку на место.

– Ясно.

– И, кстати, надеюсь, клаустрофобией ты не страдаешь. А если страдаешь, то… удачи.

Я набираю полную грудь воздуха.

Ну и фиг с ним.

И мы начинаем путешествие в ад.

В центре комнаты – Макс, Андерсон, какая-то блондинка и высокий чернокожий человек. Все неотрывно смотрят на чей-то труп и поднимают глаза лишь при появлении Ибрагима.

Андерсон мгновенно фокусирует внимание на мне.

Сердце подпрыгивает. Не знаю, как Макс добрался сюда раньше нас, и не знаю, накажут ли меня за подчинение Верховному главнокомандующему Ибрагиму.

Мысли разлетаются.

– Что она здесь делает? – восклицает Андерсон с диким выражением лица. – Я приказал ей оставаться в…

– Я отменил твой приказ, – резко заявляет Ибрагим, – и велел следовать за мной.

– Моя спальня – одно из самых защищенных мест в этом крыле, – Андерсон едва сдерживает ярость. – Переместив ее, ты поставил нас всех под удар.

– На нас напали, – парирует Ибрагим. – А ты оставил ее одну, без присмотра…

– Я оставил ее с Максом!

– С Максом, который так боится собственного творения, что не может и пары минут провести с девчонкой. Ты забываешь, военную должность ему не просто так не дали.

Андерсон бросает на Макса странный, смущенный взгляд. И почему-то смущение, написанное на лице Андерсона, облегчает мои собственные переживания. Понятия не имею, что происходит. Понятия не имею, кому следует отвечать. Понятия не имею, что подразумевал Ибрагим под словом «творение».

Макс качает головой.

– Дети уже здесь, – сообщает Ибрагим, меняя тему разговора. – Они здесь, среди нас, абсолютно незаметные. Проверяют помещение за помещением, ищут ее и между делом убили уже четверых ведущих ученых. – Кивком он указывает на мертвое тело: седеющий мужчина средних лет, под ним разливается лужа крови. – Как такое случилось? Почему их еще не обнаружили?