Карин Тидбек - Аматка [ЛП]

Евген поставил на место внутреннюю крышку коробки, затем внешнюю.

— Не знаю, насколько вы наслышаны, но пятнадцать лет назад мы потеряли сотню людей.

— Пожар в развлекательном центре?

— Не было никакого пожара. Была Берольс’ Анна. Поэтесса с циклом «Теплиц». Она ушла с группой последователей, чтобы основать новую колонию.

— И что произошло?

— Не знаю. Через некоторое время они отправили спасательную команду. Официально спасатели нашли всех мертвыми, а потом история снова поменялась — никто вообще не уходил. Даже членам комитета не сказали, что и как. Знали только спасательная команда и тогдашний Председатель, но теперь он умер. Во всяком случае, я думаю, что все наоборот. Полагаю, людям Анны удалось создать нечто новое. Настоящую свободу.

— Что заставляет вас так думать?

— Они не привезли с собой ни одного тела. Они сказали, что выкопали там братскую могилу, но я не верю ни единому слову. Никто бы не оставил там сотню тел, когда их можно переработать. Мы никогда не могли себе позволить подобного. — Евген глубоко вздохнул. — Еще я думаю, что теперь, когда комитет протянул руки к библиотеке… я думаю, что-то здесь затевается. Что-то масштабное. Думаю, что бы ни случилось с людьми Берольс’ Анны, комитет боится, как бы то же не произошло и здесь.

— Им для чего-то нужна хорошая бумага.

— Вот именно. Она для документов и книг, для пометки вещей, в конце концов. Это все определяет. И им ее нужно очень много. Никогда не встречал ничего подобного.

— Вы не можете разузнать?

— Вряд ли. Я больше не в комитете. Но вы бы могли. Вы сможете просмотреть архивы. Вы сможете разузнать, на что им вся эта бумага.

— И если я разузнаю…

— … тогда мы сможем вычислить, что они планируют.

Евген посмотрел Ване в глаза.

— И вы сумеете помочь мне найти информацию о том, что случилось с колонией Анны. Потому что, если они преуспели, мы должны этому научиться. И так мы сможем больше, чем просто выживать. Я имею в виду, как сегодня обстоят дела — мы живы, но что это за жизнь?

— Мы говорим о новых мирах, мы говорим о новых жизнях, мы говорим — отдаться, стать, — пробормотала Ваня.

— Что это? — спросил Евген.

— Это стихотворение, — ответила Ваня. — Берольс’ Анны.

— Я с таким не знаком.

— Оно было в книге, которую я нашла в квартире Уллы.

— А, — сказал Евген. — Хотелось бы ее почитать.

— Тогда вам придется поговорить с Уллой.

— Кто такая эта Улла?

— Доктор на пенсии, — сказала Ваня. — Она говорит, что в былые дни знавала Анну.

— Очень интересно, — произнес Евген. — Вам бы стоило побеседовать с ней еще.

— Я так и сделала, — ответила Ваня.

— Что она сказала?

Ваня замялась.

— Я сама не уверена.

Евген вгляделся в нее.

— Тогда возвращайтесь ко мне, когда будете уверены.

Когда Ваня вернулась домой, там было тихо и пусто. Ивар и Нина придут одни: детей всегда отводили из центров отдыха по седьмодневным вечерам, чтобы они могли начать неделю в своих кроватках в интернатах. Ваня заползла в Нинину постель и лежала без сна, пока не расслышала шаги на лестнице. Нина вошла в комнату, двигаясь как можно тише. Ваня услышала, как упала на пол одежда. Потом Нина залезла под пуховое одеяло. Она обняла Ваню за талию. От ее прикосновения по рукам и ногам Вани пошло тепло, расслабляя ее напряженные мышцы.

Ваня решила найти то место за Эссре, о котором рассказывал ей Ларс, и уже долго шла на восток — кажется, несколько часов. Сначала землю перед ней освещало кольцо теплиц, но вскоре свет начал тускнеть, вместо него впереди появились холодные отблески. Земля медленно шла в гору, переходя в посверкивающий от ночной росы гребень. За вершиной местность круто скатывалась в глубокую долину. Там он и стоял — поселок.

Дома без окон, окруженные невысокой стеной, имели неправильную форму, их очертания были округлыми и плавными, купола крыш венчали маленькие эмблемки. Установленные между зданий на треногах фонари освещали клочки стен и земли. Ваня различала движущиеся фигуры; сначала они казались маленькими, как дети, пока она не поняла, что это из-за огромных размеров домов. Пороги доходили бродящим снаружи людям до колен. У некоторых домов стены собрались складками и оттого казались мягкими, но, увидев фигуру в комбинезоне, прислонившуюся к такому дому, Ваня поняла, что они тоже твердые.

Она подобралась ближе, чтобы лучше видеть. Непохоже было, чтобы кто-нибудь из прогуливавшихся среди зданий людей обращал внимание на окружающее. На страже, кажется, никого не стояло. Ваня подкралась по холодной траве, присела за стеной и выглянула через верх.

И мужчины, и женщины носили рваные и грязные комбинезоны. Мужчины отрастили неопрятные бороды, некоторым они доходили до груди. Люди бесцельно бродили по переулкам или сидели на земле. Никто не разговаривал. Ваня шарахнулась, когда какая-то женщина медленно свернула с пути и подошла ближе. Девочка ожидала, что женщина заговорит с ней, или покажет на нее и закричит, или же схватит ее. Ничего из этого не случилось. Женщина глазела на Ваню; ее тусклые черные волосы облепили лицо, по подбородку медленно стекала тонкая струйка слюны, капая на грудь. Затем взгляд женщины двинулся дальше. Она побрела прочь.

Ваня пробиралась вдоль стены, то и дело заглядывая поверх нее внутрь. Повсюду она видела одно и то же: мужчины и женщины молча бесцельно шаркали по земле или стояли, прислонясь к стенам. В домах не было дверей — только пустые проемы, через которые Ваня мельком разглядела кровати и столы.

Из одного дома вышел какой-то мужчина, и попал в свет фонаря. Его комбинезон не так испачкался, как у других, а борода оставалась все еще довольно опрятной. Ваня сначала не узнала его: лицо его было вялым и невыразительным, глаза сухими и безжизненными. Он покачивался. От его паха по ногам медленно расползался темный потек.

Ваня бросилась назад по склону, прочь от городка и прочь от Ларса, который больше не был Ларсом.

Ваня явилась в офис коммуны к восьми часам утра перводня. В приемной ее встретил тот же долговязый мужчина, который представился как Хеддус’ Андерс. Он вкратце обозначил ее задачи, причем выглядел не особенно обрадованным Ваниным появлением.

— Вы получили эту работу потому, что она на самой приоритетной позиции из подходившего вам по квалификации. — Андерс поджал губы. — А мы должны соблюдать порядок приоритетов.

Новая Ванина работа заключалась в сортировке и подшивке обработанных заявлений, отчетов и справок. За каждой переменой в жизни гражданина тянулись канцелярские бумаги: рождение, переход в интернат, переезд в домохозяйство, образование, деторождение, работа, выход на пенсию, смерть. Разумеется, все связанные с работой события тоже полагалось задокументировать: прием на работу, увольнение, производство, результаты, несчастные случаи. Бесконечный этот поток бумаги таскали туда-сюда курьеры из расположенного рядом распределительного узла. Должность курьера считалась завидной и ее придерживали для дисциплинированных молодых людей в отличной физической форме, образцовых представителей человечества, которые после обычно занимали желанные должности в офисе коммуны и в комитете.