Карин Тидбек - Аматка [ЛП]

— Да, он тоже признался. Он не упомянул о вас, но Нина знала, что вы двое дружили. А еще есть то, что мы почерпнули из ваших записей — что вы участвовали в заговоре с Саролс’ Уллой и изучали подрывные документы, которые она хранила в своей комнате. Мы нашли коробку. Улла выдала вас, Ваня.

Когда Ваня открыла рот, чтобы возразить, он поднял руку, а другой открыл блокнот.

— Цитирую: « …что я точно знаю, как обстоят дела на самом деле, и все равно утверждаю, что продукты ЭГЭ сделаны из чего-то другого. Называла чашку ножом. У. упоминает о сумке, и говорит, что я хотела, чтобы она растворилась — потому что меня не устраивает порядок вещей ». Вы же не отрицаете, что написали это? — Он наклонился вперед. — И, как мы знаем, на этом все не заканчивается. Вы были за пределами колонии и подошли к зонам, на которые наложен карантин. И наконец — это. Ограбление архива и рассекречивание конфиденциальных документов. — Он откинулся назад. — Такие вещи… они меня огорчают.

Казалось, он ожидает ответа. Ваня не находила в себе сил говорить.

Харри покачал головой:

— Вы не первая, кто затевает восстание.

Ваня словно различала кавычки вокруг последнего слова.

— Власти предержащие, мы же тираны, верно? Это угнетение, верно? — Он наклонил голову, чтобы встретиться с Ваней взглядом. — Верно?

— Да, — кое-как ответила Ваня. — Это прозвучало как «А».

— Вы ведь знаете, как устроено это место. Все знают. Мы — ограниченная популяция в мире, которого на самом деле не понимаем. Мы боремся без конца, чтобы поддержать порядок. Ведение этой борьбы приводит к обществу со строгими ограничениями.

Харри покрутил чашку в руках.

— Гораздо менее известно, что нам больше некуда идти, Ваня. Мы не можем вернуться. Путь закрыт. Наш единственный выбор — либо следовать правилам, либо быть уничтоженными. — Его глаза затуманились. — Люди еще умрут из-за того, что вы сделали, Ваня. Люди уже умерли.

— Мы уже мертвы, — выдавила Ваня меж сухих губ. — Это не жизнь. Вы ее приняли.

Харри приподнял брови.

— Кто это «вы», Ваня? Комитет избирается народом. Комитет — это люди. Нас могут низложить в любой момент. Кто угодно может баллотироваться на выборах. Вы ведь голосовали? Может быть, даже были кандидатом?

Ваня плотно сжала рот.

Харри вздохнул и снова встал со стула.

— Я могу понять, что вы прожили нелегкую жизнь, Ваня. Вы злы и разочарованы. Мы все согласились с правилами, необходимыми для нашего выживания, но некоторые люди просто не могут жить по ним. Вы возмутились системой, которая, как вы чувствуете, защищает всю группу, но делает больно вам. Тогда вы решили свергнуть систему и позволить группе погибнуть. Я правильно понял?

Харри немного подождал. Когда Ваня не ответила, он повысил голос:

— А вы не очень разговорчивы, да? Это, по-вашему, справедливо? Заставить платить невинных граждан? Если это не значит отнимать чью-то жизнь, то я и не знаю, что это. Вы ставите себя выше решения, которое приняли люди. Вам действительно нечего на это сказать?

Ваня набрала воздуха.

— Но это не так. Люди несчастливы…

— Это вы несчастливы. И вы теперь одна. Ваши сообщники вас бросили.

Оба вздрогнули от басовитого грохота снаружи. Харри взял себя в руки.

— Что же. Время вышло. Мне очень жаль того, что сейчас должно произойти, но, стало быть, так. Вы не оставили нам выбора.

Ее руку ужалила боль. «Берольс’ Анна», — выговорила Ваня. Грудь ее стеснило, стало трудно дышать, поле зрения начало мерцать и сужаться. Сквозь дымку она увидела, как Председатель подался вперед, его глаза расширились.

— Берольс’ Анна идет.

— Держите ее под седативными, пока все не кончится, — сказал издалека Ладис’ Харри.

В кровати было уютно. Подушка так мягко прижималась к Ваниной щеке, одеяла — удобны и теплы, и кто-то одел ее в мягкую одежду для сна. Она подумала — не встать ли, но отказалась от этой мысли. Ей было тепло. Ей уже давно не было тепло. Даже пальцам ног и кончику носа было тепло.

Ваня — маленькая девочка, Ларс обнял ее, и она уткнулась лицом ему в плечо. От него пахло землей, кофе и бородой.

— Я скучала по тебе, — сказала она ему.

— И я скучал по тебе, — ответил он.

Она отстранилась и взглянула на него. Его виски покрывали черные струпья.

— Они тебя схватили.

Он серьезно кивнул:

— Именно так.

— Я теперь понимаю, — сказала Ваня. — Мы не знаем, где мы.

— Умница, — сказал Ларс и потрепал ее по щечке. — Умница.

Где-то над ней переговаривались два голоса. Она попыталась посмотреть на говорящих, но не могла сфокусировать взгляда.

— Не могли бы вы поторопиться? — спросил низкий голос. — Мне кое-куда нужно успеть.

— Успокойтесь, — ответил голос старше и тоньше. — Сколько времени на это уйдет, столько уйдет.

Что-то сжалось выше левого Ваниного локтя. По сгибу ее руки постучала пара пальцев.

— Не могу найти вену, — сказал высокий голос.

— Я слышал, что весь первый квадрант заперся в грибных камерах, — сказал низкий голос. — Но никто таких указаний не отдавал, правильно?

Вздох. Давление на руку слабеет.

— Нет.

Что-то сжимается выше правого локтя. Хлоп-хлоп по сгибу руки.

— Здесь пойдет. Нет, распоряжения не было. Думаю, в первом квадранте запаниковали.

— Но отчего мы не спускаемся туда? Для чего мы остаемся здесь? Вокруг начинается безумие.

Внутренней стороны Ваниной руки касается влажный холодок.

— Потому что на грибной ферме небезопасно. Если мы куда-то пойдем, то это только в офис коммуны. К тому же нет особого смысла прятаться. Если все спрячутся, то мы остаемся беззащитны. Аматка стоит здесь благодаря нам.

Резкий укол боли пронзает Ванину кожу.

Ваня снова стала девочкой. Она стояла на льду. На озеро падал свет дня, но под ее ногами лежал чистый и черный лед. В метре от нее с легкой улыбкой на лице стоял Ларс.

— Дай-ка, я тебе что-то покажу, — сказал он.

Он сделал шаг к ней, взял ее голову в руки и прижал большие пальцы к ее вискам

— Гляди вверх, Ваня. Гляди на небо.

Облака распахнулись. Небо раскрылось. Стало невыносимо светло.

Кто-то вошел в комнату и дал ей воды. У нее болела голова. Она заставила себя открыть глаза, но они не фокусировались. Ее веки снова закрылись. Она что-то сказала, и рука в ответ слегка погладила ее по лбу. Она спросила, где она. Рука похлопала ее по плечу и поправила одеяла.

Теплая рука на ее руке.

— Ваня?

Пальцы, сплетающиеся с ее собственными.

— Ваня, это Нина. Ты меня слышишь?

Ваня повернула голову. Больно. Она что-то сказала.

— Мне так жаль, Ваня, — сказала Нина. — Мне так жаль. Я сделала то, что показалось мне правильным.