Мэтью Рейли - Забег к концу света [litres]

Мисти выхватила у меня телефон.

– Ты не представляешь, как я разозлилась на Трину, когда она за моей спиной попыталась украсть у меня Бо. Она была моей подругой . А теперь ты, Скай. Целуешься с ним! Я думала, мы подруги, а теперь вижу, что ты пытаешься отнять его у меня.

Я проговорила медленно и спокойно:

– Послушай, Мисти, между мной и Бо ничего нет…

– Чушь собачья! Я видела вас вместе в «Метрополитене»! Однажды после школы Хэтти заметила, как вы оба направились туда! Она проследила за тобой и позвонила мне.

Я взглянула на Хэтти. Она выглядела как охранник в тюрьме. Верити лишь неодобрительно покачала головой. Честити со скучающим видом рассматривала свои ногти. Тогда я решила попробовать другую тактику:

– Мисти, я не знала, что между тобой и Бо что-то есть…

– Мы с Бо любим друг друга! – закричала она мне в лицо, брызгая слюной, и в этот момент я точно осознала, что Мисти – психопатка.

Девушка взяла себя в руки и глубоко вздохнула:

– Мы с Бо связаны. Историей наших семей, узами наших душ. Нам суждено быть вместе. После того как я увидела это, – она кивнула на свой телефон, – мне хотелось сразу же долбануть тебя электрошокером, притащить сюда, привязать к уличному фонарю, как Бекки, и оставить сумасшедшим местным падальщикам. Но девочки отговорили меня, сказав, что после исчезновения Бекки прошло слишком мало времени. Они убедили меня подождать, пока не наступят дни перед концом света, когда все в мире станет настолько плохо, что на еще одно или два исчезновения никто уже не обратит внимания.

Верити усмехнулась:

– Не благодари.

– А до тех пор, – продолжала Мисти, – мне приходилось довольствоваться тем, что я морочу тебе голову: отвести в вашу квартиру и показать, как родители покончили с собой.

Я нахмурилась:

– Так ты знала, как они умерли?

– Конечно, знала. Я заранее осмотрела вашу квартиру, проникнув внутрь через балкон в спальне родителей. Честное слово, ты же не думаешь, что вы с Бо были первыми, кто покинул туннель и исследовал этот мир, не так ли? Правда, мне не пришло в голову прожечь дыру в дубе, чтобы выяснить, как далеко в будущем мы находимся, как это сделал твой брат.

При упоминании Рэда я повернулась к Верити, но она только склонила голову набок.

– Не волнуйся, мы скажем ему, что ты пришла сюда одна с Бо и тебя схватили психи. Можешь не беспокоиться, я позабочусь о твоем брате, когда тебя не станет.

– Когда мы бросили Бекки здесь, – добавила Мисти, – мы постарались оставить сообщение на ее телефоне, чтобы замести следы, но с тобой мы так заморачиваться не станем. Ты действительно оказала мне услугу, придя сюда с Бо. Это значит, что мне не придется утруждаться и самой заманивать тебя в закрытый сад, вырубать электрошокером и тащить сюда.

– Что ты собираешься со мной сделать? – осторожно спросил я.

Мисти натянуто улыбнулась:

– Я полагаю, ты пришла сюда в поисках Дженни, так что мы дадим тебе то, чего ты хочешь, – отведем тебя к ней.

Затем Мисти вынула руку из-под своей спортивной куртки, и я мельком увидела в ней электрошокер «Тазер С2». Она нажала на спусковой крючок, и все, что я успела заметить, прежде чем меня поглотила темнота, – это два устремившихся ко мне электрода.

– Просыпайся, сонная тетеря! Проснись! – повторял далекий голос на краю моего сознания. А потом – бам! – кто-то с силой ударил меня по лицу. Я открыла глаза и увидела широкое тяжеловесное лицо Хэтти совсем рядом со своим.

– Очухалась наконец-то, – фыркнула она и отошла, чтобы присоединиться к Мисти, Честити и Верити. Я заметила, что Мисти забрала свое колье, пока я находилась без сознания, и теперь оно обвивало ее шею. Сама же я сидела на улице, прислонившись спиной к основанию какого-то столба, мои руки были заведены за него и связаны пакетом для мусора в районе запястий. Только этот столб был не обычный, а ярко-розовый. Это было то самое гигантское розовое распятие на крыше музея «Метрополитен», презентацию которого в январе организовывал Кен, отец Дженни, – композиция британского скульптора Клайви под названием «Цена феминизма».

Здания Верхнего Ист-Сайда нависали надо мной, простираясь на север и юг. Стоял ранний вечер, небо почти полностью потемнело. Пока я была без сознания, солнце уже зашло. По моим подсчетам, я отключилась минут на тридцать. Прямо над перилами крыши, доходившими мне до пояса, виднелись верхушки деревьев Центрального парка.

Стон сверху заставил меня поднять глаза.

– О господи… – выдохнула я.

На задней стороне распятия, в позе Христа, висела Дженни, как зеркальное отражение женской фигуры на фронтальной стороне скульптуры. Казалось, девушка спит или находится в полубессознательном состоянии. Ее голова была опущена, глаза закрыты. Руки были широко раскинуты и привязаны веревкой к перекладинам, а ноги – к столбу на уровне моей головы. На ее лбу красной помадой было написано одно слово:

СУЧКА

Дженни балансировала на грани мучительного забытья, то и дело вскрикивая и постанывая в своих кошмарах. Ее одежда была испачкана, а влажные от дождя и ветра волосы прилипли к вискам. Судя по всему, она висела здесь уже по крайней мере два дня и две ночи. Прямо напротив нее стоял обычный стул с белым плакатом, на котором черным маркером было отчетливо написано:

ДА, ДЖЕННИ, Я МОГУ НАВРЕДИТЬ ТЕБЕ

Мисти позаботилась, чтобы последнее слово осталось за ней – она не просто бросила Дженни умирать, но подвесила ее на том самом претенциозном распятии из стекловолокна, к установке которого на крыше «Метрополитена» имел отношение ее собственный отец.

Мисти улыбнулась мне:

– Нам пора идти, но мы не собираемся оставлять тебя одну. Мы сделаем для тебя то же, что сделали для Трины, Долорес и Бекки, – позовем к тебе психов.

Она поставила на перила крыши розовый портативный динамик фирмы «Джэмбокс», подключила его к моему телефону и стала листать плейлист.

– Черт, что за отстойный список музыки. Ну-ка, что у нас в часто воспроизводимом? Вы только посмотрите, «The Animals».

Она выбрала «Дом восходящего солнца» Эрика Бердона и «The Animals», нажала кнопку воспроизведения, прибавила громкость и, коротко кивнув другим девушкам, повернулась и ушла. А я осталась на крыше «Метрополитена» с бесчувственной Дженни, привязанной к ярко-розовому распятию.

– Есть в Новом Орлеане дом один… известный как «Восходящее солнце»…

Первые навязчивые строки знаменитой баллады на полной громкости вырвались из динамика и эхом разнеслись по пустынному парку. Меланхоличная органная мелодия песни в сочетании с глубоким зловещим голосом Бердона и в лучшие времена нервировала, но при такой неестественной громкости эффект умножался. Если бы мне суждено было умереть под музыку, я бы выбрала не эту песню. И если в парке кто-то есть, они наверняка ее услышат.