Кристофер Прист - Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова [сборник litres]

Необходимо, однако, отметить, что хотя Уэссекский фонд частично финансируется правительством, большая доля средств на исследования получена от частных лиц.

Далее следовал длинный абзац, где скрупулезно перечислялись все источники финансирования. Хакман быстро пробежал его глазами, а дальше вновь стал читать внимательнее.

Многие уже наслышаны о грядущем «путешествии во времени», хотя сами организаторы проекта подобную трактовку своей идеи отрицают.

Вчера на пресс-конференции в Дорчестере доктор Нэйтан Уильямс из Килского университета заявил: «Все мы представляем мир будущего, и благодаря проектору Ридпата он станет немного для нас ближе. Тела участников будут лежать внутри проектора и никуда из него не денутся. И даже разум, который, как представляется, попадет в проецируемый мир, фактически останется в рамках программы, смоделированной нашим оборудованием».

От имени попечителей Уэссекского фонда выступил мистер Томас Бенедикт, который также погрузится в контролируемый сон. Он подчеркнул: «То, что мы узнаем о мире две тысячи сто тридцать пятого года, с лихвой окупит каждый пенни, инвестированный в проект».

В эксперименте принимают участие тридцать девять ученых самых разных областей знания. Среди них – университетские профессора, взявшие бессрочный отпуск, чтобы внести свою лепту в проект Ридпата, и специалисты-практики, которые отказались от блестящей карьеры в промышленном секторе, рассчитывая, что в Уэссекском проекте их таланты пригодятся больше.

Доктор Карл Ридпат, разработавший на базе Лондонского университета систему ментальной визуализации и само проекционное оборудование, во вчерашней пресс-конференции принять участие не смог. Однако он связался с журналистами из клиники в западном Лондоне, где проходит реабилитацию после недавнего оперативного вмешательства, и заявил: «Это – больше, чем сон, это исполнение всех наших желаний».

Под статьей находилось восемь крошечных фотографий. Сквозь века на Хакмана с пожелтевшей бумаги глядели лица участников. Первым был сам Ридпат – тощий и улыбчивый старик, затем доктор Уильямс – мужчина средних лет, лысоватый, в очках и с квадратной челюстью.

Однако Хакман глядел не на них, а на две фотографии в самом низу двойного ряда.

На первом снимке был изображен он сам. Подпись гласила: « Мистер Дэвид Хакман, сорок один год, преподаватель социальной истории, Лондонская школа экономики ».

На втором – темноволосая женщина. « Мисс Джулия Стреттон, двадцать семь лет, геолог (Даремский университет). Самая юная из участников ».

Сперва Хакман не поверил глазам. Зажмурился и отвернулся, словно это могло что-то изменить. Потом снова посмотрел на фотографии и перечитал статью. Сердце заколотилось быстрее: надпочечники со страху плеснули в кровь адреналина. На последней фотографии, несомненно, была Джулия. На той, что подписана его именем, – он сам.

Хакмана будто пронзило током; нейронные синапсы в мозгу замкнуло; реальность размылась.

Он выдохнул, пытаясь успокоиться, пытаясь понять…

Если верить газете, сто пятьдесят лет назад – точнее, сто пятьдесят два года назад – к научному проекту присоединился человек по имени Дэвид Хакман. По задумке участников, они должны были попасть в две тысяча сто тридцать пятый. (Каким образом? Как они сумели его представить?!)

Еще в эксперименте участвовала Джулия – или другая женщина с ее именем и очень похожая на нее внешне.

При этом он – настоящий Дэвид Хакман – живет в две тысячи сто тридцать седьмом. Джулия тоже.

Он родился в две тысячи девяносто четвертом (ему сорок три, как и его альтер-эго)… родился в две тысячи девяносто четвертом, окончил среднюю школу в городе Брэкнелл, потом колледж в Лондоне, получил ученую степень, женился… Вот она – реальная жизнь!

Города, события, люди… они здесь, рядом, настоящие. Хакман – часть этого мира, не самого приятного, не всегда безопасного, но реального.

Неужели и впрямь ученые двадцатого века могли вообразить себе ТАКОЕ?

Хакман недоверчиво покачал головой. Нельзя, невозможно до мелочей просчитать все нюансы социального мироустройства.

Тысяча девятьсот восемьдесят пятый: накануне распада Великобритании, последние годы доживающей свое монархии, незадолго до коллективизации промышленности и сельского хозяйства, до вхождения в состав Восточного блока. Никто, никто в те годы не мог этого предвидеть!

По меркам социологии экстраполяция – полная противоположность истории. Этот метод подразумевает способность делать выводы о будущем на основе нынешних актуальных тенденций. Хакман не сомневался, что те ученые обладали весьма незаурядными умственными способностями, но сам он, например, никогда в жизни не взялся бы прогнозировать развитие мира, потому что неизбежно допустил бы уйму ошибок. В конце концов, историю двух последних веков со всеми ее перипетиями он знал едва ли не лучше собственной биографии.

История – это печать, которую настоящее ставит на прошлое, и создать ее наперед невозможно!

И все же, кто он такой – этот другой Дэвид Хакман?..

Он снова изучающе уставился на газетную фотографию, потом вытащил из кармана удостоверение личности. Положил его рядом с газетой, все еще не веря глазам.

На иллюстрации он выглядел каким-то неживым, видно, фото сделали в студии, и там он казался старше, чем в удостоверении. Лицо со временем округлилось, волосы отросли, осанка стала строже.

И все же на обеих фотографиях, несомненно, был изображен один человек.

И Джулия Стреттон на древнем портрете тоже узнавалась с первого взгляда.

Хакман вскочил, задыхаясь, попятился от стола, уперся спиной в ближайшую стойку. Снова подошел к столу и сел, неуклюже запнувшись о ножку. Руки тряслись, рубашка прилипла к спине.

Несколько минут он сидел неподвижно, обеими руками вцепившись в край стола.

Затем снова посмотрел на заметку и перечитал слова доктора Уильямса: « И даже разум, который, как представляется, попадет в проецируемый мир, фактически останется в рамках программы, смоделированной нашим оборудованием ».

Наверное, вот она – разгадка: произошел какой-то сбой, что-то пошло не так. Журналисты из желтой прессы в итоге оказались правы: Хакман и впрямь попал в будущее!

Это единственный возможный вариант, который объясняет всю нелепицу, и…

Обнадеживающая мысль задержалась на секунду – и тут же скользнула прочь.

Это невозможно: он не помнит двадцатого века, не помнит ничего, что было до его нынешней жизни. Зато отчетливо помнит последние сорок три года… ну ладно, тридцать восемь. И все. Только свою обычную жизнь.