Кристофер Прист - Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова [сборник litres]

Потом, когда они шли по набережной, глядя на кафе и магазинчики, еще не открывшиеся с утра, в пустую бухту неспешно вползла вереница рыбацких лодок, возвращавшихся с ночным уловом.

С юго-востока дул сильный ветер, и воды Бландфортского пролива шли крутой рябью с белыми пенными шапками. Дэвид Хакман, с головы до ног затянутый в гидрокостюм, холодного ветра не чувствовал, но доска уже несколько раз норовила выскользнуть из-под ног.

Для катания на волне условий лучше не придумать. Сезон практически завершился, любители наконец разъехались, и, хотя благодаря теплой погоде в Дорчестер вновь хлынули туристы, отчего бары и кафе не спешили закрываться на зиму, волну теперь приходилось делить не более чем с десятком самых стойких гонщиков. Толчеи на гребне не было, ветер стал попутным, а прилив – по-осеннему высоким, поэтому за последнюю неделю Хакману удалось прокатиться на гребне целых четыре раза.

Правда, он все еще ждал ту, самую идеальную волну, которая поставит в этом сезоне точку. Теперь, катаясь едва ли не каждый день, он свел знакомство со многими гонщиками из Чилд-Окфорда. Каждый из них искал свой идеал: удачное стечение нужной высоты, скорости и времени.

Хакману пока хватило бы прокатиться через весь пролив и не угодить, как всегда, в водоворот. До сих пор он либо срывался с доски в самый последний момент, либо падал в гигантскую водяную воронку, когда его накрывало гребнем. И не важно, что волны становились все выше и быстрее, будучи не по зубам даже самым опытным гонщикам. Тридцать ли метров, как на прошлой неделе, шестьдесят – главное, чтобы волна оказалась той самой, подходящей.

Правда, последнее время все чаще ходили слухи, что из-за слишком больших волн гоночный сезон вот-вот закроют: кое-кто из спортсменов получил серьезные травмы. Завсегдатаи поговаривали, что нынешние волны почти не уступают тем, которые бывают во время зимних штормов, а на тех кататься, как известно, могут одни лишь безумцы.

Хакман благодаря регулярным тренировкам держался на доске уверенно, однако, дожидаясь выстрела пушки, все равно ездил из стороны в сторону, привыкая к ветру. На гребне ветер станет его главным противником.

Наконец бахнула пушка. Хакман, как и все прочие, тут же повернул голову на север, к Сомерсетскому морю, надел маску и включил подачу кислорода.

Доску вдруг накренило: пошла волна. Как всегда, Хакман держался ближе к уэссекскому берегу, поэтому, когда стала нагонять волна, другие гонщики оказались гораздо выше, едва ли не на полпути к вершине.

Приходилось гнать во всю мощь двигателя. Хакман, пытаясь ускользнуть от гребня, все прибавлял и прибавлял газу, но волна неотвратимо настигала. Она неслась с такой скоростью, что при каждом повороте доски Хакман взлетал метров на десять. Чтобы не очутиться на гребне раньше нужного, надо ехать еще быстрее!

Кое-кто из гонщиков уже упал, угодив доской в зыбкую рябь. Для них гонка на сегодня закончилась: даже если удастся быстро вскарабкаться на скиммер, никакого двигателя не хватит, чтобы догнать волну и взлететь на гребень по заднему склону.

До конца пролива оставалось меньше сотни метров: самый трудный, самый ветреный участок. Каждый сгусток пены, каждый всплеск воды становился непреодолимым препятствием. При малейшем повороте под доску забирался ветер, норовя ее перевернуть.

Расчет был точным: до конца пролива оставалось меньше пятидесяти метров. Чуть приглушив двигатель, Хакман позволил волне забросить его на самый верх. В тот же миг гребень стал скручиваться. Теперь приходилось ехать против ветра, и нос скиммера ощутимо отрывало от воды, словно притормозившей под напором воздуха.

Миновав устье пролива, волна, набекренив пенный гребень, стала разбухать.

Хакман переступил вперед, на самый край доски, направляя скиммер вниз, вбок, сквозь рваную пену; вода на миг сомкнулась вокруг серо-зеленой мешаниной… Волну над ним ломало: ужасно медленно и величественно.

Однако налетевший вдруг ветер выдернул скиммер из-под ног, и Хакман, судорожно взмахнув руками, упал.

Внезапно стало тихо. Истошное завывание ветра, гул двигателя, рев воды – все замолкло.

Хакман застыл посреди неба, голый, в полном одиночестве.

Медленно, очень медленно он перекатился на живот.

Волна, скалы и море под ним исчезли. Хакман висел над ярко-зеленым лугом, по которому россыпью стояли коттеджи с живой изгородью. В стороне шла дорога, по ней ехали машины, сверкая на ярком солнце металлическим кузовом. Позади, там, где прежде был пролив, в долине между холмами, желтыми от осеннего тумана, разлегся крохотный город. Оттуда тянуло древесным дымом, бензином и скошенной травой.

Чувствуя, что вот-вот упадет, Хакман замахал руками, словно это могло его спасти, но лишь развернулся вбок, к югу. Повиснув в небе, он глядел на Пербекские холмы, за которыми искрилось серебристое море.

А потом с силой зажмурился… но когда вновь открыл глаза, ничего не изменилось.

Посмотрев вниз, Хакман впервые осознал, на какой огромной он высоте, и словно бы этим отпустил то, что его держало. Он стал падать. В ушах взревел воздух, на грудь и живот навалилась страшная тяжесть. Земля вздыбилась, готовая встретить роковым ударом, и Хакман испуганно замолотил руками и ногами.

Падение тут же прекратилось, и он снова завис, хоть и гораздо ниже прежнего. Теперь с дороги был слышен рев двигателей: какой-то мотоцикл, истошно гудя, обгонял грузовик с прицепом.

Хакман пожелал подняться выше… и, ощутив давление воздуха на спину, взмыл в небо. Достигнув прежней высоты, он вновь обернулся к зеленым лугам с лесистыми холмами и пастбищами.

Этот пейзаж явился из самых глубин памяти; то были отголоски сна, старого и давно позабытого. Несуществующий мир, которому не суждено воплотиться в реальность. Продукт подсознания, не поддающегося контролю. Что-то возникшее вопреки желанию, вопреки сознательной воле.

Однажды Хакман уже отверг настоящую жизнь ради иллюзии – и теперь вновь сосредоточился, делая свой выбор.

Голый торс вновь облепило гидрокостюмом, блестящим от соленых искр. Грудь и спину тесно сдавили защитные накладки. Вокруг головы обернулось нечто черное и мягкое, перед глазами потемнело: на лицо упал щиток шлема.

Баллон на спине зашипел кислородом, и Хакман глубоко вдохнул.

Он сосредоточился и ощутил под ногами шероховатую поверхность скиммера. На правой лодыжке сомкнулось кольцо управления двигателем.

Хакман чуть наклонился вперед и опустил нос скиммера. Подул ветер, и доска в ответ заходила ходуном.

Его накрыло сумраком: над головой нависла волна, и ее почти отвесный склон заиграл на солнце осколками битого зеркала.