Бернар Вербер - Империя ангелов [litres]

Вася пытается незаметно сунуть мне в ладонь свой кинжал, но я не беру.

– От судьбы не сбежишь, – шепчет он мне на ухо.

– Ну что, Игорь, поборемся или дашь нарезать твое тряпье на лоскуты, чтобы выглядело помоднее?

Его подручные гогочут.

Не реагировать на провокации. Продержаться еще двадцать минут. Всего двадцать! Может, если повезет, и того меньше, вдруг мой будущий папочка приедет раньше обещанного?

Я готов удрать, но ноги не слушаются. «Царевич» и его банда наступают. У меня еще остается выбор: остаться покорной овцой или проявить отвагу.

Нас обступили ребята из других спален, им не терпится насладиться зрелищем драки.

– Ну что, Игорек, сдрейфил?

У меня дрожат руки. Не хватало все испортить в последний момент.

Петя водит языком по лезвию своего ножа. Мне надо только пошевелить пальцами – и Васин кинжал окажется у меня.

– Тебе уже не увильнуть, – шепчет бывший мой дружок. – Выхода нет, ходи тузом!

Я отлично знаю, чего не должен делать. Мне ни за что нельзя трогать этот кинжал. В голове крутятся шоколадные пирожные, закладывает виражи самолет, звенят полковничьи медали. Продержаться! Еще пара минут – и я спасен. Не давать волю нервам. Усмирить мозг. Главное – очутиться в теплом полковничьем доме, тогда все это превратится всего лишь в дурное воспоминание.

– Смотрите, как он струхнул! Игорь – трус! Сейчас я попорчу тебе портрет.

Руки-ноги мне не подчиняются, в отличие от языка.

– Не хочу драться, – нехотя произношу я.

Да-да, я трус. Хочу к новым родителям! Достаточно выскочить в коридор, чтобы спастись. Бежать, бежать, пока еще есть время!

Но Ваня уже вкладывает кинжал мне в ладонь, заставляет меня его взять. Мои пальцы дрожат. Не смейте сжимать рукоятку, я вам запрещаю!

Ваня сгибает мои пальцы один за другим.

Я вижу мамино лицо. У меня сводит живот. Глаза наливаются кровью. Больше ничего не вижу. Чувствую только кинжал, чувствую, как он вонзается в мягкое – в Петин живот, в то самое место, где сейчас больно мне самому.

Петя удивленно смотрит на меня, я угадываю его мысль: «Этого я от тебя не ждал. Выходит, ты не такой трусишка, как я думал».

Петя уважает только силу, включая силу своих недругов. Вдруг он всегда искал того, кто перед ним не спасует?

Время останавливается. Вася усмехается – чуть заметно кривит губы. Впервые читаю в его взгляде: «А ты ничего!»

Ребята вокруг хлопают в ладоши. Подручные Пети и те восхищены: явно не ждали, что верх возьму я. Знаю, теперь мне не надо их опасаться. Я перешагнул в совершенно другой мир. Я пренебрег вернейшим шансом обрести семью, тем не менее мне хорошо. Я испускаю животный вопль – клич победы над врагом и признания поражения, понесенного от судьбы.

Володя отомщен, а я… я всего лишился.

Мои пальцы выпачканы Петиной кровью. Я хотел, я мечтал, чтобы Петя получил удар ножом в живот, и вот моя мечта осуществилась. Как же я теперь об этом сожалею! Я расталкиваю шакалов, уже видящих во мне нового предводителя стаи и готовых носить меня на руках.

В тот же вечер нас с Васей сажают в закрытую машину. Впереди новый этап наших невзгод: исправительная колония для малолетних правонарушителей в Новосибирске.

УРОВЕНЬ ОРГАНИЗАЦИИ: уровень организации есть у атома.

Уровень организации есть у молекулы.

Уровень организации есть у клетки.

Есть он у животного. Выше находится планета, Солнечная система, Галактика. Но все эти структуры взаимозависимы. Все организационные уровни взаимодействуют с остальными. Атом воздействует на молекулу. Молекула – на гормон. Гормон влияет на поведение животного, животное – на планету.

Нуждаясь в сахаре, клетка побуждает животное охотиться, чтобы у нее была пища. Охотясь для пропитания, человек пожелал расширить свою территорию и в конце концов сконструировал и запустил в космос ракеты.

И наоборот, при раке желудка у астронавта электроны со стенок его желудка оторвутся от клеточного ядра.

От увеличения масштаба к уменьшению, от атома до космоса и обратно.

При таком угле зрения смерть живого существа – это всего лишь трансформация энергии.

Эдмонд Уэллс,

Блуждающие души окружают Улисса Пападопулоса. Каждая лепечет ему на ухо:

– Позволь мне войти в тебя!

– Зачем тебе в меня входить, святой Рауль? – изумляется Пападопулос.

– Вот видишь, этому смертному проще расслышать голоса блуждающих душ, чем наши, – сетует Рауль.

Меня вдруг осеняет: вдруг некоторые из пророков, утверждавших, что они встречались с ангелами, на самом деле общались с блуждающими душами, выдававшими себя за ангелов?

– Пусти меня в тебя! – твердит призрак.

Греческий священник в недоумении. Он «видит» Рауля, но никак не возьмет в толк, почему тот вдруг заговорил другим голосом и повел подобные речи. Сомнение побуждает его к молитве. Но во время молитвы душа начинает покидать его тело. Опасность!

Я вмешиваюсь:

– Эй, призраки! Почему вы задержались на Земле?

Один из них отвлекается от своей жертвы, чтобы ответить:

– Нам нужно отомстить конкистадорам, нашим убийцам. Этот монах – один из их представителей, поэтому мы намерены в него вселиться, и, поверь, нас не изгонит из него ни один экзорцист.

– Эх, братцы! – восклицает Рауль. – Как вам не стыдно приставать к бедному человеку? Выбрали бы противников себе под стать!

Упрек не достигает цели.

– Приняться за ангелов? С какой стати? Мы предпочитаем бить в ваши слабые места. Вы называете их своими клиентами.

На беду, монах, молясь, начинает покидать тело. Блуждающие души образуют кольцо вокруг его черепа, из верхушки которого постепенно выплывает белое облачко его эктоплазмы.

– Нет! – кричу я. – Оставайся в теле! Хватит молиться!

Но монах меня не слышит, блуждающие души толпятся вокруг него, помогая поскорее выбраться из тела. Теперь беднягу Пападопулоса связывает с плотью тонкая серебряная нить, растягивающаяся на глазах. Он по наивности верит в свой мистический экстаз, хотя на самом деле губит себя.

Чтобы выиграть время, я пытаюсь установить диалог с неприятелем. Блуждающие души удивлены тем, что я испытываю к ним личный интерес. Согласившись отпустить Пападопулоса, они берутся растолковать нам природу своих страданий. На то они и неприкаянные души, чтобы мучиться. Они взахлеб описывают нам свою драму.

Пападопулос тем временем возвращается в свою плоть и лишается чувств.

Повесть о прежнем бытии этих призраков не может не растрогать. Вместе с ними я проживаю их жизни, проникаюсь судьбами, соприкасаюсь с их древней культурой. Вижу их мирную жизнь до вторжения приплывших с Востока завоевателей, картины Куско, предшествующие катастрофе, сцены солнечного культа и повседневной жизни их весьма развитой цивилизации. Инки становятся понятными мне, мое сочувствие сперва их смущает, потом умиротворяет.